Журнал "Воспитание народа" |
|
|
Сообщений в теме : 72 |
Дата/Время: 04/10/03 10:07 | Email: Автор : |
сообщение #031004100707 |
Воспитание народаРелигиозно – публицистический журнал№3за 2003г. 20 сентября сего года в Твери прошел традиционный реформатологический семинар. Организатором семинара стал Центр Изучения Кальвинизма. Темой нынешнего семинара была "Геополитика и христианская община". Участникам были предложены доклады, в которых затрагивались такие вопросы как ► история геополитики ► цивилизации и Россия ► современная христианская община в условиях глобализма ► постмодернизм ► трансформация современного христианства ► мнимое противостояние ислама западной цивилизации ► кредит и Западное общество ► Завет и великобританский постмилленаризм В этом году приняли участие пасторы и христианские работники из Москвы, Твери, Санкт-Петербурга, Череповца, Нижнего Новгорода, Вязьмы. Обсуждались различные взгляды и подходы к геополитическим проблемам. Участникам была дана возможность выслушать противоположные концептуальные разработки в докладах, где пастор Евгений Каширский противопоставлял свое видение российской ситуации и ее понимания – евразийской платформе профессора Владимира Гусева. С антиевразийской позицией Евгения Каширского, помимо его доклада, Вы можете ознакомиться в статье «Придорожный Отель Евразия» из цикла «Христианская Геополитика». Мы начинаем публикацию докладов семинара. |
Дата/Время: 04/10/03 10:05 | Email: Автор : |
сообщение #031004100511 |
Воспитание народаРелигиозно – публицистический журнал№3 за 2003г. Из цикла ТРАНСФОРМАЦИЯ В. Скаковский ТРАНСФОРМАЦИЯГлобальное цивилизационное противостояние наших дней аналитики часто описывают в терминах столкновения христианской и исламской цивилизаций. Другие исследователи склонны говорить о «постхристианском» и «постисламском» обществах, т.е. о противопоставлении пострелигиозной цивилизации и традиционных обществ. Мы предлагаем проследить правомерность этих утверждений на примере трансформации традиционного пространства. 1. МИРНЫЙ ПРОЦЕСС Мы уже говорили о том (см. статью «Мегаобщина», ВН, 2003, №1), что общинное устройство подверглось губительному воздействию, когда большинство населения перешло от сельской жизни и образа жизни маленьких городков-коммун, которые еще сохранились на западе, к урбанистическому стилю жизни мегаполисов. В этих условиях христианская община перестала совпадать по форме и функционально с той глобальной общиной, которую мы назвали мегаобщиной, и которая сама стала выполнять функции прежних общин, между тем как церковным общинам была оставлена роль частных клубов. Это сопровождалось растущей социальной однородностью и смешением религиозных воззрений, то есть своеобразной энтропией в общественной и мировоззренческой сферах. Сглаживание противоречий вело ко все большей гомогенизации общества, к неотчетливому состоянию и неразличению структур. В последние годы общество испытало поистине революционные изменения, когда новые технологии сделали доступными большинству тот уровень и стиль жизни, который прежде принадлежал избранным единицам, владевшим богатством и властью. Один из первых исследователей подобной трансформации Макс Вебер в своей работе «Протестантская этика и дух капитализма» утверждал, что новая формация – капитализм – генетически основана на фундаментальном протестантском течении – кальвинизме. Он доказывал, что смысл капитализма – который, разумеется, как хозяйственная форма не есть порождение кальвинизма – отнюдь не «жажда наживы». Смысл капиталистической формы хозяйствования Вебер видел в постоянном расширении производства, в непрестанном увеличении стоимости, что делает капиталиста верным служителем своего дела, требующем всю его личность без остатка. Вебер утверждал, что соответствующий характер для такого служения мог выковать только кальвинизм, который в отличие от других религиозных систем последовательно и максимально отказался от ритуальных форм освящения жизни, превратил религию в служение всей жизнью. Вебер писал, что кальвинизм «сделал святость нормой жизни». Жизнь как непрестанное служение, бытовой аскетизм, действенное преобразование – вот та наука, которая впоследствии «поставила кадры» родившемуся капитализму. В этой связи было бы интересно отметить, что результат капиталистической деятельности находится в противоречии с историческим кальвинизмом XVI-XVIII веков. Известные пуританские ценности – это умеренность, ограничение потребления и одновременно высочайшая ответственность за произведенный продукт. В английских башмаках можно было проходить всю жизнь. Однако, расширяющееся производство требует увеличение потребления и снижение качества. Бессмысленно приобретать сотню пар надежных башмаков. Выход, в конце концов, был найден в расширении самой сферы услуг и в постоянной модернизации. В сегодняшней техногенной цивилизации компьютеры приобретают не потому, что старые не работают, а потому, что технологии управления требуют все более совершенных технических средств. Гонка производства неизбежно превращается в гонку потребления. Понятно, что постоянно меняющиеся формы жизни не соответствуют консервативным религиозным системам. Приведем пример, характеризующий трансформацию кальвинистского общества современной Голландии: «Невероятное, фантастическое, легендарное скупердяйство голландцев (результат многовекового влияния кальвинизма) в последние десятилетия если не принимает очертания мифа, то по крайней мере сильно отступает под натиском идеологии общества потребления. Одним из моторов последнего, является, как известно, навязывание гражданам "системы ложных ценностей" с целью убедить в необходимости покупки того, что задумано продать. Духовные устои Нидерландов, где выбрасывание денег на ветер традиционно осуждалось, уже лет 40 пошатывает. На каждом конкретном индивидууме это сказывается в форме своеобразных поведенческих щелчков (те, кому довелось провести много времени в среде голландцев, не дадут соврать): с одной стороны, человек ведет потоком вдумчивые, невероятно нудные разговоры о том, что надо зарабатывать, копить (знаменитый глагол sparen), с вытаращенными глазами сообщает, что тут сегодня литр молока на 30 центов дешевле, чем там (!!!); с другой – чуть ли не по нескольку раз в день подвергается жестоким приступам мотовства, спуская гульдены на товары и услуги, без которых прекрасно можно обойтись. Как-то вдруг я понял, что дико раздражен отсутствием на улицах людей в поношенной одежде. Ее и шьют-то часто едва ли не на живую нитку – все равно скоро выбрасывать. По улицам раскатывают в самоходных электротележках инвалиды; безработным предлагают веер курсов профобучения; знакомый русский иммигрант кроет правительство последними словами за то, что "мало дает". Н-да... Все это здорово смещает пласты в голове – сегодня слово "бедность" означает невозможность поехать загорать на Майорку. Боже, храни королеву» (Сергей Маркелов. Европейские китайцы. www.russ.ru). Любопытно, что в техногенной цивилизации новые технологии начинают играть роль жизненного стандарта и даже своего рода религии. В частности, технологии управления. Это справедливо по отношению к любым проектам, связанным с риском и требующим страхования, в том числе в деле производства фильмов. Фирмы отказываются страховать актеров, замеченных в пристрастии к алкоголю или наркотикам. Пьющие актеры попадают в черные списки. Общаться с ними не выгодно – как «не выгодно» общаться с больным проказой. Прежние религиозные формы воздействия все больше уходят в область индивидуального, психологического, в коллективной сфере вытесняются прагматическими установками. Сегодняшний религиозный человек по необходимости индивидуален, одинок, но он инстинктивно ищет в человеческом общении комфортного психологического состояния. По всей Америке разобщенные люди собираются в своего рода психоаналитические клубы, исповедуются друг другу, плачут и аплодируют своему саморазоблачению. Оказывается, что человек без общества все-таки не может. Вместе с тем, общественные объединения должны соответствовать стандарту новой цивилизации. Это означает, что они должны быть открытыми (не представлять альтернативы, угрозы) и соблюдать «права человека» (член общины имеет право на выбор и защиту). При этом цивилизация готова терпеть любые автономные коллективные образования и даже поощрять их. Одно только условие: они должны быть «упакованы в систему». Это справедливо даже по отношению к коммунизму китайского образца. У новой цивилизации лицо Билла Гейтса. Его не интересуют манипуляции пользователей, главное – чтобы они находились в его среде. Попытки создать альтернативные операционные системы неизбежно обречены на провал, просто в силу распространенности и дешевизны стандарта. Сегодня никто в мире ни в каком приближении не имеет технологической самодостаточности прежнего СССР. Техногенная цивилизация победила во всем мире, сделавшись новой мировой религией. * * * На этом можно было бы поставить точку, если бы неожиданное возрождение и подъем ислама не привлекли к себе пристальное внимание всего мира. Ислам объявил себя самодостаточной системой, противостоящей современной западной цивилизации. Создалось впечатление, что ислам является реальным противовесом Западу и обладает силой, способной уравновесить однополюсный мир. Тем не менее, это только впечатление. Исламский мир весьма зависим от западных финансовых потоков и передовых технологий. Даже те денежные средства, что радикальный ислам направляет на вооруженную борьбу, появляются у него только в результате востребованности Западом природных ресурсов Ближнего Востока, причем добыча и переработка осуществляется исключительно с помощью западных технологий и специалистов. Стоит истощиться нефтяным запасам, как ислам мгновенно окажется бессильным и беззащитным. Исламские лидеры это отчетливо сознают. Казалось бы, у ислама есть хороший пример в лице «молодых тигров Востока». В частности, экономика Малайзии обретает силу в собственном производстве, а не в продаже ресурсов. Однако Малайзия – это типичный пример «современной упаковки» ислама. Малайский ислам совершенно неагрессивен, чем вызывает нарекания арабов. Арабам хотелось бы, чтобы малайские подростки бросали камни в автобусы с западными туристами, а они встречают их приветственными криками; арабы желали бы закутать малайских женщин в покрывала, но малазийское правительство прилагает немалые усилия по обеспечению занятости женщин и участию в бизнесе – малайские женщины с открытыми лицами (они носят только платки) работают полицейскими, водят машины, открывают кафе и офисы; арабы желали бы полного запрета продажи спиртного, но в Малайзии продажа алкоголя не запрещена, а малазийцы не проявляют к выпивке ни малейшего интереса (в отличие арабов, которые умудряются напиваться при всевозможных запретах); главное, арабы хотели бы полного запрета иных религий, кроме ислама, однако Малайзия исповедует религиозную терпимость. Глядя на эту дружелюбную и гармоничную страну, невольно задумываешься: оказал бы благотворное влияние такой мягкий вариант на нашу страну? Трудно сказать. Малайский ислам глубоко национален. Возможно, это свойство любого регионального ислама. Мусульманские лидеры все более начинают осознавать, что для успешного продвижения на Запад им необходима смена имиджа. Ислам все еще привычно воспринимается западным человеком как нечто исключительно арабское (восточное) и агрессивное. Поэтому ислам пытается обрести «европейское лицо». Мы видим возникновение различных течений, которые стремятся приспособить шариат к реалиям современной цивилизации. Богословские споры исламу не страшны: его главная сила в законе, в устройстве жизни. Именно в этой сфере сегодня начинаются разделения. Следовательно, можно прогнозировать появление еще большего разнообразия школ, по протестантскому типу, что повлечет за собой возникновение в исламе прав человека, толерантности и других западных ценностей. Воссоздание прежнего халифата, по-видимому, уже нереально. Даже нетерпимые арабы были вынуждены подчиниться «техногенной религии». Писание учит, что надо быть гостеприимным и дружественным к пришельцам. Техногенная религия делает дружественность выгодным туристическим предприятием. Вариант эмирского араба: в пятничный день он со своей благоверной супругой вкушает мороженое «Баскин Роббинс» в международном мегамаркете. Стоит ли объяснять, что у арабов не принято публично проводить свободное время с супругой (супругами) на западный манер? Женщина ест мороженое, значит, лицо у нее открыто. Наконец, в пятницу у арабов закрыты все заведения. Они и закрыты… кроме международной сети мегамаркетов. Казалось, это последний этап результата усилий мегаобщины и знак победной фазы техногенной западной цивилизации, порожденной кальвинистским упорством. Оказалось, что не последний. 2. ВОЙНА Процесс, казавшийся столь гладким, был нарушен спонтанной радикализацией ислама. Аналитики принялись искать этому причину и готовить рецепты новой политики, после трагического 11 сентября 2001 года все отчетливей приобретавшей черты крестового похода против арабского мира. Роль передового отряда новой цивилизации привычно приняли на себя Соединенные Штаты Америки. Аналитики Госдепа четко и недвусмысленно обозначили мотивы: «Исламо-фашистское море, внутри которого плавают террористы, представляет собой идеологический вызов, который в некоторых аспектах является более фундаментальным, чем вызов коммунизма. Некоторые факторы будут здесь ключевыми. Первый состоит в успешном исходе военных операций в Афганистане против «Талибана» и «Аль-Каиды», а после них – против Саддама Хусейна в Ираке. Несмотря на то, что людям хотелось бы верить, что идеи живут или умирают как результат их внутренней моральной истинности, сила играет большую роль. Борьба между западной либеральной демократией и исламо-фашизмом не является борьбой между двумя одинаково созидательными культурными системами. Западные институты имеют на руках все карты и по этой причине будут продолжать распространяться по всему миру» (Ф. Фукуяма. Началась ли история опять? Автор – постоянный консультант Rand-corpоration, бывший заместитель директора Штаба планирования политики при Госдепе США. Дата публикации – 2002 г.). Это высказывание отражает план, выполнение которого мы наблюдали в последнее время. Стоит обратить внимание на то, что г-н Фукуяма применяет термин «фашистский» по отношению к исламу. Если попытаться понять предпосылки, согласно которым автор обозначил ислам как фашистскую идеологию, то мы, вероятно, придем к определению, согласно которому фашистской называется идеология, не допускающая мирного сосуществования с другими идеологическими образованиями, ради своей победы готовая приносить человеческие жертвы – жизни своих противников и сторонников. Под такое определение попадает любая экспансионистская идеологическая система, свойственная расширяющейся цивилизации. Американцы также не считают возможным сосуществование с мировой исламской системой («не является борьбой между двумя одинаково созидательными культурными системами, которые обе могут контролировать современные науку и технологии, создавать богатство и иметь дело с фактическим разнообразием современного мира» – похоже, в праве на равенство исламскому миропорядку отказано). Как и мусульмане, американцы готовы бестрепетно приносить в жертву мирное население (в войне в Ираке уничтожено куда больше детей, женщин, стариков, чем в террористических атаках на США), и главное, американцы, как и мусульмане, считают свою систему наилучшим выражением миропорядка. Но в отличие от противника у американцев имеется козырь: американское превосходство в силе. Автор так и пишет: «сила играет большую роль». Такой возврат в средневековье кажется тем более поразительным, что лишь недавно западный мир выработал концепцию современного человечества как глобальной общины, к которой можно применять стандарт прав человека и демократических ценностей. Новая мировая война ведется против мифов и приносит нам все больше удивительных открытий. Мир, еще недавно казавшийся необратимо пострелигиозным, вновь приобретает знакомые очертания. Речь идет не об исламе. Мы наблюдаем, как радикальная религиозная риторика становится знаменем крестового похода западной цивилизации. С недавних пор наблюдатели начали говорить о том, что религиозные представления президента США служат удобной питательной средой в его окружении для новых глобальных построений, согласно которым Америка вступила в схватку с мировым злом: ««Руководимая Бушем американская нация отныне считает себя новым избранным народом, миссия которого состоит в том, чтобы одержать победу над фантасмагорической "осью зла". Эта риторика религиозной войны является новой формой проявления духа тоталитаризма. Свой день Буш начинает с молитвы на коленях и ежедневного изучения Библии. Собрания в его кабинете также регулярно начинаются с молитвы. Глава республиканцев в Палате представителей считает, что Бог избрал Буша, чтобы способствовать продвижению "библейского видения мира". Вокруг Буша сформировался любопытный и очень тревожный альянс, в состав которого входят евреи-неоконсерваторы и крайне-правый евангелист, усвоивший взгляды Роберта Кагана, историка и певца новой американской империи» (Мишель Шнейдер. Бывший директор журналов «Стратегия и Оборона», «Национализм и Республика»). В таких представлениях, как в зеркале, отражается исламская идеология. Следовательно, противостояние достигло такой стадии, когда обе стороны претендуют на последнюю истину и примирение может быть достигнуто лишь вместе с окончательным поражением одной из сторон. Все это плохо вписывается в гладкую цивилизационную схему, описанную ранее. Вместо того, чтобы служить нравственным регулятором общественных отношений, религия в который раз начинает играть знаковую роль в разделении враждующих миров. Самое неожиданное, что это происходит на фоне, казалось бы, окончательной утраты новой цивилизацией интереса к глубинной сущности религии. Складывается впечатление, что традиционные религиозные конструкции используются для оправдания действий политических сил, к религии не имеющих никакого отношения. Столь запутанную ситуацию можно объяснить лишь эклектикой современного сознания, на перепутье истории оставшегося без ясных и цельных классических схем. * * * Признавая всю условность и схематичность описания исторических процессов христианской цивилизации, мы обнаруживаем любопытный факт: христианство играет цивилизационную роль, когда власть обращает на него благосклонное внимание, и мгновенно утрачивает эту роль вместе с потерей интереса к нему со стороны власти. Это означает, что само по себе христианство не обладает готовой цивилизационной схемой. В оправдание этой мысли можно привести слова известного реформатского теолога: «В противоположность библейскому христианству все другие религии пытаются навязать истории некую идею, сделав её реальной. …Суть ислама заключается в политическом порядке, и потому мусульмане стремятся должным образом добиться «господства Бога», как в политическом порядке, так и через него. Все нехристианские религии — в первую очередь политические, ибо они вытекают из концепции божественного политического порядка, который сам по себе есть основа для этики и религии» (Русас Д. Рушдуни. «Основы социального порядка: изучение Символов веры и Соборов древней Церкви». 2-я глава: «Никейский Собор: история против воображения»). Обращают на себя слова «библейское христианство». Думается, в первую очередь их справедливо применить к раннему христианству, имевшему столь сильные эсхатологические упования и так радикально противопоставлявшего себя миру, что трудно было ожидать от него «концепции божественного политического порядка» (цивилизационной схемы). Однако как только мир пригласил христиан к сотрудничеству, довольно быстро возникли и идеи о божественном порядке, основанные на библейском представлении об устройстве космоса, с прибавлением изрядной доли идей, позаимствованных из греческой мысли и воззрений древнеримской имперской администрации, что неизбежно наложило отпечаток вторичности. Исследователи утверждают, что «в общих чертах христианская социально-политическая теория была сформулирована уже Аврелием Августином. В сочинениях Августина и Иеронима содержится также утверждение о том, что Римская империя как четвертая, последняя мировая монархия будет длиться до конца мира. Тем самым Римская империя была включена в провиденциальный замысел и наделена священной, неземной сущностью, что привело к отождествлению римского мира с христианским» (Средневековая концепция империи и имперский универсализм Карла V Габсбурга. Интернет-ресурс «Реформация в России»: «Тексты»). Позже мы вернемся к этой мысли. Следуя за ходом истории, мы обнаруживаем новую попытку создать цивилизационную схему, когда католическому имперскому устройству Европы был брошен вызов со стороны Реформации. Жан Кальвин на стройном и законченном теологическом библейском фундаменте создал теорию социального устройства, основанного на христианской концепции. Однако схема не смогла стать всеобщей в силу идейных и богословских различий в протестантизме. Тем не менее, это не помешало ей воплотиться в жизнь там, где строительство этой жизни не было связано с историческими наслоениями, свойственными Европе. Протестанты воплотили новую схему на американской земле – воплотили практически, как все американское. Таким образом американская модель стала воплощением христианских цивилизационных чаяний. Обратим внимание, что речь идет не о реальной Америке, а о том идеальным образе, который подразумевается под словами «американская модель». Многие протестанты, интуитивно чувствуя в этом образе социальную реализацию своего учения, связывают понятие христианской цивилизации с реальной Америкой, что во многом объясняет феномен религиозной риторики в современной геополитике. Парадоксальным образом для библейских христиан воспроизведена ситуация с Римской империей, в которой у христиан только два выхода: или видеть в новом устройстве свою цивилизацию, или привычно отторгнуть мир в целом, окончательно поместив религию в сферу интимных переживаний. Роль заложников лишний раз свидетельствует о неожиданной трансформации, обозначившей к сегодняшнему дню положение христианства в общественном устройстве, которое во многом заключается в риторическом обеспечении новой идеологии. Странным образом новому миру уже не подходит ни термин «религиозный», ни «пострелигиозный» – в том смысле, что хотя идеология общества прямо не опирается на религиозные конструкции, оно делает это опосредованно: культивируя религию как активное культурно-историческое наследие. Незавидная роль христиан при этом может быть приравнена, простите, к положению животных в зоосаде, которые помогают жителям больших городов не забывать своей связи с природой. *** Можно достаточно определенно говорить о двух ролях, которые играет религия в современном обществе – это зависит от того, обслуживает религия войну мегаобщины или внутренний мирный процесс «сытого общества». Вторая роль для авраамической религии – явление новое. Прежде вопрос так не стоял. Причастность великой религиозной идее рассматривалась в терминах войны; необходимость цельной картины мироздания требовала определенной позиции, надо было выбирать между раем и адом, светом и тьмой, добром и злом, ангелами и бесами, сынами света и сынами тьмы. Человек обязательно должен был принадлежать к «правильному» социуму. Такова была постановка вопроса в прежние времена. Можно вспомнить, как исторически воплощалось религиозное разделение. В доцивилизационную эпоху родовой конкуренции каждый род по религиозным причинам считал себя избранным. В ту эпоху даже рабы включались в состав семьи и попадали под юрисдикцию закона. С оседлостью и увеличением численности населения родовая община «перерастает в сельскую (соседскую) – территориальный принцип (основополагающий в процессах государствообразования) побеждает принцип родовой» (И. Исаев. История государства и права России). Мировые цивилизации возникают в процессе завоеваний и массовых перемещений. Цивилизационное смешение народов (можно назвать это «первой энтропией») порождает маргинальный слой рабов, утративший родовую и социальную ориентацию. Используя язык религиоведов, можно сказать так: возникает универсальная религия, которая получает питательную среду в этом слое как протест против цивилизации. Становясь индивидуалистичной по форме, религия выражается принадлежностью к общине нового мира, воюющим со старым (ветхим). В период кризиса мировой империи новая религия соединяется с властью и сама становится цивилизационным инструментом. В религию возвращается иерархия. Идет война против варварства и ислама. Новый кризис империи и возникновение автономного неиерархического общества сопровождается религиозными войнами. Деление происходит внутри единой религиозной среды. Новое общество устанавливает «горизонтальный стандарт» на низовом уровне, демократическую организацию Церкви и государства. Пожалуй, этот момент можно считать точкой отсчета нового процесса. Если в целом древнюю культуру Ветхого Завета можно определить как культуру разделения: шерсть должна быть отделена от льна, а семена быть посеяны на своей земле, то сегодня царит культура смешения – от кухни до интеллектуальных ощущений. Современная цивилизация в идеале представляет собой высшую степень однородности общества, своего рода энтропийную утопию, где религия в отсутствие социумного разделения становится фрагментарной функцией. Некоторые называют это «концом религии», другие идут дальше – «мы достигли «конца истории»: не то чтобы исторические события больше не происходят, но история, понимаемая как эволюция человеческих обществ через различные формы правления, достигла своей кульминации в современной либеральной демократии и рыночном капитализме» (Ф. Фукуяма). В этом обществе процессы выравнивания неоднородности и сглаживания противоречий приводят человека к известному стандарту. Нет великих религиозных мыслителей, провозвестников, мучеников веры и бойцов в конце концов – поскольку нет войны. Нет и настоящего атеизма, все со всеми согласны, а оформление убеждений оставлено культурно-историческому наследию. Вот как об этом пишут современные публицисты: «Мы, видимо, находимся на самом пике эпохи «нового хаоса». В современном гуманизме нет атеистического пафоса позитивизма, он благожелатен к религии. Горизонтализм личности в условиях сетевой структуры социального нарастает, укрепляется, обосновывается. Современная ситуация поощряет религиозность – как стиль, как часть личной идентичности, как язык, как поведенческую экзотику, как диалог на уровне «предпоследних ценностей». Если выехать за пределы России и посмотреть на нее из среды современных европейских интеллектуалов – то наша страна представляется им замечательно интересной именно как «православная», – но разумеется, не в смысле «предельных истин православия», а именно с обрядовой, ритуальной стороны нашего «локального комьюнити» (А. Морозов. Четвертая секуляризация). Энтропия затрагивает все виды общественной деятельности. С политической сцены уходят великие вожди, литература лишается глобальных форм и громких имен, даже знаменитые спортивные команды только условно можно назвать великими… Во всем царит празднично-будничная однородность. В физике это описывается так: все замкнутые системы стремятся к максимуму энтропии – то есть к снижению неоднородности, ко всеобщему равновесию. В начале 20-го века взволнованно говорили о тепловой смерти вселенной, когда энтропия достигнет своего максимума. Чем больше однородность, тем меньше вероятность отклонения, флуктуации. Тем неожиданнее взрыв. |