Тексты

Сообщений в теме : 61
Страницы : 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Дата/Время: 01/03/03 15:40 | Email:
Автор :
сообщение #030301154049
Андрей Семанов

ДЖОН НЬЮТОН. ИЗ ТЬМЫ К СЛАВЕ

Может ли человек милостью Божией измениться до конца? Может ли бывший атеист стать автором бессмертных церковных гимнов, трогающих душу и в сегодняшней России, работорговец - сердечным пастырем и общественным деятелем, руководившим в масштабе огромной страны борьбой с рабством, развратник – идеальным мужем и отцом?
Такое произошло с Джоном Ньютоном (1725-1807).
В 11 лет Джон, выросший в Ливерпуле без рано умершей благочестивой матери, оставил школу и стал юнгой на корабле своего отца, уважаемого соотечественниками «морского волка» старой школы. Он не был призван к суровому морскому труду, и по воле отца, прочившего его в бизнес и политику, через шесть лет отправился работать надсмотрщиком плантации на Ямайку. Однако, чувствуя отвращение к делу, погрузившись в личную жизнь и книжные грезы, Джон отказался от предложенной ему офицерской фуражки. Отец был вне себя от возмущения, и парня «спровадили» матросом в британский ВМФ. Он служил неплохо, но постепенно отошел от религии. Когда же предстояло отплытие на пять лет в Вест-Индию, он дезертировал, был арестован, жестоко избит, закован в кандалы на гауптвахте и выпорот. Джон отделался дешево – в военное время (шла война с Францией) ему грозила виселица. Но он думал не о милости Божией, а о самоубийстве, и лишь чудо удержало его от непоправимого.
Примерно через месяц корабль, на котором Джон плыл через океан, задержал судно работорговцев. По договоренности капитанов Джона обменяли на арестованных и высадили. Следующие годы будущий священник провел в ужасающе бездуховной атмосфере, потакая всем своим прихотям и похотям, распутничая и сквернословя на каждом шагу. Он обращался с африканцами, как с животными, издевался над ними, и единственное, что интересовало его – это останется ли большинство из них в живых за переправу через океан. В его полном распоряжении оказались девушки-рабыни. (Шедевр Спилберга «Амистад» дает некоторое представление о том, что творили работорговцы даже век спустя). Легко себе представить реакцию отца и друзей на происшедшее. Сам Ньютон в книге «Из глубин» (Newton J. Out of Depths. New Canaan,1981). писал об этом периоде своей жизни так: «Мне доставляло наслаждение то, что теперь я мог быть настолько развращенным, насколько вздумалось, без ограничений… Я не только сам погряз в грехе, но совращал и других при малейшей возможности».
Затем он сошел на африканский берег, где царило то же самое зверство и насилие, и попал к работорговцу из Сьерра-Леоне, который отдал его на милость своей чернокожей любовницы-садистки, ненавидевшей молодого управляющего и истязавшей его в течение года. Джон переболел тропической лихорадкой и еле выжил – его бросили в хижину раба и морили голодом, а затем самого заставили работать на плантации. Вскоре, однако, Ньютону при помощи африканцев (он смог отправить письмо отцу с просьбой о помощи) удалось бежать и перейти к другому работодателю, который отнесся к нему благосклоннее. Дело процветало, хозяин был доволен – а Джон вновь погрузился в блуд и уже не собирался возвращаться на родину, хотя его искали с корабля, посланного отцом на выручку (!). «Появись у меня возможность вернуться домой, когда я был болен и голодал, я бы радовался этому, как если бы у меня была возможность вернуться из тени смертной в мир живых. Но сейчас мне было все равно».
В марте 1748 г. Джон все же решился уехать из страны, где жизнь ценилась слишком дешево, и смог попасть на корабль, шедший в Британию. Даже огрубевших моряков шокировала испорченность юноши (а ему было всего 23), присутствие которого на борту угнетало всех. Он пил, ругался, богохульствовал, издевался над верующими, и окажись он за бортом, его не стали бы спасать.
Во время плавания, желая скоротать время, он случайно взял в руки какую-то пуританскую книгу (по другим сведениям, это было «Подражание Христу» Фомы Кемпийского). И ему - едва ли не впервые в жизни - пришло в голову: а если все это правда? Вернувшись к чтению, Джон стал искать ответ на этот вопрос.
… Он проснулся от рева урагана. Моряки боролись со стихией уже из последних сил, пытаясь спасти жизнь и остатки имущества. Судно дало течь и пол каюты был сплошь залит водой. Слышались крики: «Тонем!». «Мы немедленно бросились к насосам, но вода все прибывала, - вспоминал Ньютон. – Казалось, волны обрушивались прямо на мою голову. С каждым ударом мы ждали, что судно пойдет ко дну. Надеяться было не на что. Я очень боялся смерти, мое сердце предчувствовало приближение чего-то ужасного, если Писание, которому я давно противился, было истиной».
И в этот момент он впервые призвал Бога с просьбой о милости.
Судно вышло из урагана с победой. Следующий день Джон простоял на вахте за штурвалом. «Это был день, который я никогда не забуду… День, когда Господь сошел с небес и спас меня из пучины бед /…/ Как мне восславить ту милость, которая простила такие грехи, как мои!».
Корабль причалил в Ольстере. Вернувшись на родину и сперва не ощущая радости, Джон основательно взялся за Библию, обрел покаяние и веру. Испросил прощение у отца, который был от сердца рад тому, что сын одумался. Он переживал тяжелую внутреннюю борьбу, мучился вопросом, не зашел ли он слишком далеко, чтобы войти в число избранных ко спасению, боролся с искушениями – а их было немало в нескольких плаваниях, в которых он еще участвовал. Нападало и острое отчаяние получить прощение у Бога… Но с огромной силой выросла в душе любовь к будущей спутнице жизни, двадцатилетней благочестивой и кроткой девушке, с которой Джон был знаком еще с детства, а встречался задолго до того, как покинул Англию. Она была единственным человеком, которого он иногда вспоминал на чужбине.
История Джона и Полли Ньютон, проживших душа в душу четыре десятилетия – одна из самых трогательных историй любви за все века судьбы великого народа. Удивительно нежна их переписка, длившаяся всю жизнь и не раз издававшаяся (cм., напр. Letters of J.Newton. Edinburgh,1960). Невеста (для встречи с которой Джон однажды прошел пешком 150 миль!) смогла вытащить Джона из окружавшего его греха, вернуть к интеллектуальной жизни – а он имел незаурядные таланты, стал полиглотом… Через год они поженились. Джон не имел профессии, а значит, и другой возможности содержать семью, кроме «должности» капитана работоргового судна. Пять следующих лет он не мог оставить это уже угнетавшее его занятие, хотя и ушел от разврата. Тяжелым испытанием стала длительная болезнь супруги, здоровье которой никогда не было прочным. Джон долго молился об освобождении от бремени недостойного занятия и, наконец, смог сойти на берег и занять место таможенного инспектора в порту.
Огромное впечатление на Джона произвели великие проповеди методиста-кальвиниста Джорджа Уайтфилда. И в тридцать с небольшим лет он ощутил в себе призвание к священнослужению, на которое когда-то надеялась его мать-диссидентка. Несколько лет Ньютон с женой проводил домашние собрания и искал общину – ведь он не мог стать ни методистом-арминианином (хотя он был знаком с Уэсли, это противоречило его опыту и убеждениям), ни священником официального вероисповедания – у него не было диплома. В 1764 г. он все же был рукоположен в англиканского клирика в Олни. Где и служил почти четверть века, став смелым новатором – например, впервые создал молодежные собрания – а потом великолепным писателем и духовным поэтом. «Люди с изумлением смотрят на меня – и, наверное, не зря. Меня самого изумляет то, что во мне не осталось ничего от прежнего человека».
В 1788 г. Джон и Полли вопреки желанию пастыря («это было место, куда я меньше всего хотел бы поехать») получили приход в Лондоне, ставший общенациональным пастырским центром. Но два года спустя Полли умерла от рака, немного не дожив до своего 60-летия. Джон писал: «Когда моя жена умерла, весь мир умер вместе с ней… Но у меня не было права жаловаться».
Бог дал – и взял. И все же это был тяжелейший удар для человека, получившего великое благословение в браке. Удар, доведший пастыря до отчаяния, - он даже перестал встречаться с друзьями. «Она была самым близким другом и моим рассудительным советником. Я очень редко, если вообще когда-либо, раскаивался в поступках, совершенных по ее совету. И редко бывало так, что, не послушав ее, я впоследствии не осознавал своей неправоты».
Но еще 17 лет, до последних дней своей 82-летней жизни, старый священник продолжал служить и проповедовать в Лондоне, до предела уплотнив рабочий день. Коллеги советовали ему уйти на покой, но он отвечал им: «Вы думаете, старый африканский богохульник умолкнет? Он будет говорить, пока не лишится дара речи!».
Джон написал себе эпитафию. «Джон Ньютон, бывший атеист и распутник, прислуга рабов в Африке, был милостью Господа и Спасителя Иисуса Христа возрожден, прощен и направлен проповедовать Истину, которую так долго пытался сокрушить».


О, Имя Иисуса!
Нам сладостно оно!
Спасенье, счастье сердцу
От Бога в Нем дано.
В Нем исцеленье тяжких ран
И язв души больной,
В Нем утешенье христиан
Среди борьбы земной.
В Нем мой маяк, к Нему плыву
И направляю путь;
В Нем – пристань, где склоню главу,
Чтоб вечно отдохнуть.
В Иисусе Бог мне не судья,
Он друг и пастырь мой;
Он мой покров, и жизнь моя,
И радость, и покой.

(Пер. И.Проханова)

* * *

О, благодать, спасен тобой
Я из пучины бед;
Был мертв – и чудом стал живой,
Был слеп – и вижу свет.

Сперва внушила сердцу страх,
Потом – дала покой.
Я скорбь души излил в слезах,
Твой мир течет рекой.

Словам Господним верю я:
Моя вся крепость в них.
Он верный щит, Он часть моя
Во всех путях моих.

Когда же плоть моя умрет,
Придет борьбе конец,
Меня в небесном доме ждет
И радость, и венец.

Пройдут десятки тысяч лет,
Забудем смерти тень,
А Богу так же будем петь,
Как в самый первый день.
Дата/Время: 01/03/03 15:39 | Email:
Автор :
сообщение #030301153945
Андрей Семанов

ИДУЩИЕ ВМЕСТЕ
АДОНИРАМ И ЭНН ДЖАДСОН, ПРОСВЕТИТЕЛИ БИРМЫ

Кто не берет креста своего и не следует
за Мною, тот не достоин Меня
Мтф. 10.38

Перефразируя пушкинского «Станционного смотрителя», рискну сказать: кто на Руси не проклинал американских миссионеров, кто с ними не бранился! Но если на то есть основания сегодня, когда популистская проповедь многих (апостасийных) деноминаций предельно далека от величественных идеалов Новой Англии, то что можно сказать, если вспомнить прошлое?
…Адонирам Джадсон вырос в одном из приходов Бостона. В 16 лет он поступил в университет Брауна и как лучший ученик был удостоен чести произнести речь на выпускном вечере. В университете, однако, молодой кальвинист попал в дурное сообщество: он подружился со скептиком и деистом Джейкобом Имсом. Этот человек, посмеиваясь над верой друга, стал давать ему читать сочинения Вольтера и других французских «просветителей». Так стоит ли осуждать тех христиан, которые не решаются давать своим детям высшее образование? (Это что касается Запада. В России, где религия уже 85 лет как подменена идолом «культуры», система «трудовых резервов» очень быстро может превратить человека в нелюдя или просто наркомана).
Вернувшись домой, Адонирам заявил, что стал безбожником, чем, конечно, ввел благочестивых родителей в шок и отчаяние. Вскоре он уехал в Нью-Йорк для литературных занятий. Но услышав рассказы о столкновениях на американской границе, он поехал на Запад.
Однажды вечером Адонирам остановился в гостинице, где рядом оказался смертельно больной, совсем молодой человек, который на следующее утро скончался. Ночь, в которую пришлось слышать за стеной невыносимые телесные и душевные муки, сдвинула сердце юноши с мертвой точки, поселила тот страх и тревогу, которые чаще всего спасительны. Но настоящим потрясением оказалось узнать, что умершим был Джейкоб Имс, тот самый, что некогда своим скепсисом и псевдоученой отравой отвратил парня от простой, строгой веры его родителей.
Война мгновенно потеряла свою романтику. Адонирам поехал в родные края, к отцу. Он чувствовал себя потерянным для Бога, пока не обратился серьезно и бесповоротно. Чтобы затем целиком посвятить жизнь миссионерскому труду.
Осуществить мечту было нелегко: в США еще не было миссионерских обществ. Конечно, это не было препятствием для энергичного юноши, который с шестью друзьями представил руководству конгрегационалистов Новой Англии проект миссионерского служения. Община была не скорой на такие просьбы, и, приложив немалые усилия (ему пришлось даже угрожать коллегам отъездом в Англию), Адонирам добился поддержки миссионеров Лондона.
Именно тогда он встретил и полюбил – и со взаимностью - первую красавицу небольшого городка Брэдфорда в Массачусетсе, независимую и задорную по характеру девушку, которую многие несправедливо считали хоть и очаровательным, но рано испорченным созданием. Это была Энн Хасселтайн, дочь диакона местной кальвинистской конгрегации. Она терпеть не могла морализаций. Но однажды, читая «Путешествие пилигрима» Беньяна, Энн (или Нэнси, как ее чаще звали) почувствовала ясный призыв Бога к покаянию. И – как чуть позже ее жених, тоже отдала сердце Христу, став не напоказ, а всерьез верующим человеком, и тоже почувствовала неординарное призвание.
Замысел был ясен. Но согласятся ли близкие? Прося руки невесты в письме к ее почтенному отцу, Адонирам спрашивал: «Согласитесь ли Вы расстаться со своей дочерью, согласитесь ли Вы на ее отъезд в языческие страны и на то, чтобы она столкнулась с трудностями и страданиями миссионерской жизни? Сможете ли Вы согласиться на то, чтобы она встретилась с опасностями в океане, с роковым воздействием южного климата, со всякого рода нуждой и печалью, унижениями, оскорблениями, преследованиями и, возможно, насильственной смертью?».
Отец Энн дал согласие, но тем не менее он предоставил дочери самой избрать свой путь. Нельзя сказать, что девушке, обратившейся за неполных два года до этого, такое решение далось легко. В своем дневнике она спрашивала себя, сможет ли она отдать всю себя Богу и положиться на Него всем сердцем. В семье Адонирама порой воспринимали как амбициозного и наглого молодого человека, равнодушного к авторитету старших. И тем не менее Энн дала согласие. Она писала жениху: «Иисус есть Истина, и нет ничего ценнее Его обетований. Если бы не это, я впала бы в полное отчаяние. Ведь еще ни одна американская женщина не покидала родные берега для того, чтобы жить среди язычников».
Беспредельно счастливые молодые люди обвенчались в доме Хасселтайнов. Энн называла Адонирама «самым добрым, верным и нежным мужем на свете». И они стали не просто влюбленной парой, а содружеством, блестящей и бесстрашной миссионерской командой на бирманской земле.
На следующий день после своего венчания, 6 февраля 1812 года Адонирам стал первым американским иностранным миссионером. Двенадцать дней спустя вместе с супругой он покинул родные берега и отбыл на юго-восток Азии. Чтобы пробраться в Бирму, тем более без поддержки английских миссий, потребовалось несколько месяцев, и Джадсоны не однажды были на грани депортации. Предстоял тяжелейший и неимоверно опасный труд...
На вкус ортодоксального кальвиниста единственной (хотя и достаточно серьезной) ошибкой Джадсонов перед самым прибытием на миссионерское поле был их переход в баптизм – не из-за разногласий с кальвинизмом по вопросу о спасении, а из-за того, что они пришли к выводу о необходимости крещения только полным погружением. Неужели это усугубило их и без того неизбежные страдания?
…Новым местом жительства молодой семьи, быстро освоившейся с местными обычаями, одеждой и языком, стал Рангун, огромный, грязный и перенаселенный азиатский город, где порой стояла пятидесятиградусная жара. Атмосфера в мощной буддийской державе была крайне тяжелой, труд – безрадостным. Энн организовала школу, написала по-бирмански простой катехизис, начала переводить Библию (Адонирам закончил полный перевод Нового Завета). Еженедельные собрания и занятия, буклеты, чтение Писания. И все же за 8 лет – лишь 10 обращенных бирманцев, за 12 – 18 человек. Страшной ценой. Первый ребенок Джадсонов родился мертвым (еще на судне, по недосмотру акушерки), другой в восемь месяцев умер от тропической лихорадки.
Джадсонам оказывали помощь другие миссионеры, в основном англичане, но они оказались некомпетентными, что создало почву для конфликтов и стало еще одним тяжелым испытанием. Но настоящие бедствия были впереди.
В 1821 г. после многих лет противоречий вспыхнула война между Бирмой и Англией. Адонирама обвинили в шпионаже в пользу англичан и бросили в камеру смертников. Темное и сырое подземелье кишело паразитами, Адонирам был закован в кандалы и прикован к стене, каждый вечер его подвешивали за ноги. Его тело покрылось грязью и язвами, одежда превратилась в лохмотья. Энн, снова беременная, обивала пороги чиновников, умоляя освободить мужа. Через восемь месяцев после его ареста она появилась в тюрьме с маленьким свертком на руках. Это была их новорожденная дочь Мария. С великим трудом женщине удалось вывести мужа из депрессии и уберечь от голодной смерти. Она смогла также сохранить в тайнике бесценное сокровище – рукопись бирманского перевода Нового Завета, за которой, пытаясь уничтожить все материалы миссии, буквально охотились бирманские полицейские и солдаты.
Через несколько мучительных месяцев, в ноябре 1825 г., Адонирам, наконец, был освобожден британскими войсками. Британский генерал чествовал Джадсонов как героев. Но вскоре Энн (которой было всего 36) и ее крошечная дочь умерли от тропической лихорадки. Исповедник пережил тяжелейший нервный срыв, в результате которого он чуть не потерял не только служение, но и жизнь. Но ему еще предстояла четверть века служения и подвига.
…Адонирам и Энн Джадсон навсегда остались в памяти христианского Запада и Востока как первопроходцы миссии в Бирме, блестящий пример того, что может сделать подлинно христианская семья, несущая свой крест и чувствующая свое призвание. Посеянное ими семя разрослось за полтора века в одну из крупнейших христианских общин Востока. Конечно, кальвинизм и другие протестантские церкви Бирмы не столь внушительны, как индийские или китайские. Но не их ли миссии страна обязана тем, что она даже при социализме не разделила участи соседних Вьетнама, Лаоса, полпотовской Камбоджи, не ввязалась в самоубийственные схватки с Западом, не стала советской колонией?.. «Много замыслов в сердце человека, но сбудется только определенное Господом» (Притч.19.21)
Дата/Время: 01/03/03 15:36 | Email:
Автор :
сообщение #030301153624
Андрей Семанов

ПОДВИГ


Нет ничего обманчивее, чем оценка своих сил.
Р.М.Макчейн

Памяти великого пастыря Шотландии и Страны Израиля
(1814-1843)

Он умер в 29 лет, надорванный врожденной болезнью сердца. Несколько лет перед смертью он постоянно испытывал тяжелейшие приступы, после которых долго приходил в себя. В день его смерти в городке Данди, где он служил в церкви св.Петра, как вспоминали, рыдала в голос вся улица – и женщины и мужчины.
В течение вот уже полутора веков англоязычные (и не только!) богословы и историки бьются над загадкой жизни и служения Роберта Мюррея Макчейна, одного из величайших богословов Шотландии. Его имя прославлено на весь христианский мир, собрание его посмертно изданных дневников («Мемуары») и проповедей вошло в золотую классику духовной литературы Запада. Книга эта, настольная во многих благочестивых семьях - редкость даже в лучших букинистических магазинах Англии. И все же известно поразительно немногое – а можно ли претендовать на то, что пораженному слепотой греха мiру откроется больше?
…Маленький Роберт, слабый и болезненный, отличался необыкновенными способностями. В 4 года он начал учить греческий, в 5 – закончил начальную школу, в 8 – поступил в среднюю, в 14 – в Эдинбургский университет, где получил великолепное классическое образование. Прекрасно знал латынь, греческий, иврит.
Через четыре года студенчества он начал всерьез мечтать о служении, и с того времени у него вошло в привычку посвящать раннее утро молитве и Библии. «Встал рано искать лица Божьего и нашел Его, Кого любит душа моя. Кто не встанет рано, чтобы иметь такое общение?».
В 1836 г. молодой интеллектуал, после кратковременного служения в Стирлинге, становится священником в Данди. Его проповеди отличались поразительной силой и эффективностью. «Не думаю, чтобы я мог проповедовать в этом приходе месяц и не привести ко спасению хоть несколько душ… Сотни считают меня своим духовным отцом» – писал он позже, за два года до кончины.
Это были дивные годы. Взволнованная до глубины сердец покаянием и любовью община, вначале насчитывавшая 1100 человек, выросла почти в четыре раза. Церковь не могла вместить всех желающих. Люди стояли в проходах, садились на ступеньки кафедры. Многие рыдали во время проповеди – и взрослые и дети. 39 постоянных молитвенных групп на крошечный городок!
Но Сила Божия совершается в немощи: слабое здоровье жестоко ограничивало земные возможности. Вот одна из дневниковых записей 1839 года – трудно поверить, что она принадлежит перу 25-летнего человека... «Мне бы хотелось быть как Епафрас из Послания к Колоссянам (гл.4) – «всегда подвизаясь за вас в молитвах». Когда Бог препятствует мне трудиться ради вас другим образом, радостью моего сердца становится труд для вас в молитве. Когда за несколько дет до своей смерти д-р Скотт из Гринока, добрый и святой служитель, прекратил проповедовать из-за старости, он обычно говорил: «Теперь я ничего не могу сделать для моего народа, только лишь молиться». Я чувствую то же самое».
Каким образом Бог исполняет таким вдохновением одного из тысяч и миллионов, делая человека воистину «горящим и сияющим светильником»?.. Объяснить происхождение Божественного избрания с позиций упрощенного богословия («принятие решения» и т.п.) невозможно, и те, кто делают это, впадают в неблагоговение и самообман. Но есть то, что ясно свидетельствует об этом избрании: не головное, умозрительное, а доказательно-сердечное утверждение мысли о Боге, явленном в Богочеловеке Христе, Распятом и Воскресшем; не отвлеченная, а деятельная проповедь веры, покаяния и самоотверженного, животворящего добра; призыв к усвоению Истины не только умом, а сердцем и волей, облагороженными знанием и убежденностью, добываемыми из личного опыта и трезвого размышления.
Друг Макчейна, лондонец Джеймс Гамильтон (которого с полным одобрением цитирует один из лучших биографов А.Смелли), писал: «Любовь ко Христу была величайшим секретом его преданности и твердости… Имела ли Церковь Шотландии со времен Сэмюэла Рутерфорда более возвышенный разум, который пребывал бы в постоянном пламени благодарения перед Ним, Который жил и умер с нами». «Я не могу понять Макчейна – кажется, благодать естественна для него» – так отзывался о его книге другой кальвинист, Р.С.Кэндлиш.
Впрочем, непостижимая многим духовность такого необычного человека, как Макчейн, притягивала, почти завораживала не только тех, кто хорошо знал его, но и при случайных встречах. «Его в высшей степени святой образ жизни и речи, в сочетании с серьезностью его проповеди, ощущались особым образом, - писал публикатор сочинений Макчейна Эндрю Бонар (1811-1893). - Люди любили говорить о нем. В одном месте, где была объявлена встреча, собравшиеся приняли решение забросать его камнями, как только он начнет говорить. Но, как только он начал, его манера, взгляд, слова поглотили их внимание, и они слушали с пылким рвением… Один человек, бросавший в него грязь, позже был тронут до слез, узнав о его смерти».
Эти слова не случайны. Благодаря вдохновенному и самоотверженному труду Бонара, проделанному еще в 1843 г., мы имеем почти все данные о Макчейне и его редкая духовность дошла до всех поколений. Ученый отмечал каждую годовщину смерти своего великого друга, которого пережил на полвека. Их связывало нечто не меньшее, чем то, что связывало Давида и Ионафана, Павла и Тимофея или кружок Отцов-каппадокийцев. «Не было такого друга, которого я бы любил, как его». «Не могу себе представить, что его нет с нами… Два дня назад мне вновь приснилось, что я стою у его гроба, и я проснулся в слезах».
Кто же он, инвалид Макчейн, пастырь и проповедник с непревзойденной репутацией? Чувствительный и проникнутый состраданием молодой человек, кроткий, мирный и радостный, часто молившийся и проповедовавший со слезами на глазах? Подвижник, одаренный силой Божией, одно присутствие которого пробивало окаменевшие сердца, приводило закоренелых грешников к раскаянию?
И то, и другое. Влияние и сила Макчейна были неотрывны от его личной святости, которую он считал необходимой для каждого служителя Евангелия – конечно, «по скольку каждому дал Господь» (1 Кор.3.5). Секрет его непостижимого совершенства на кафедре, конечно, заключался в этом. «Святой служитель является грозным оружием в руках Бога… Моя паства больше всего нуждается в моей личной святости» – писал он в своем дневнике, до предела насыщенном любовью ко Христу, молитвой, библейскими размышлениями и трезвым самонаблюдением. Но при этом - еще и гигантский труд, тщательнейшая личная подготовка служений, - и, разумеется, опора на всю традицию Церкви Завета. Сам Макчейн был обращен через чтение книги «Итог спасительного познания», прилагающейся к Вестминстерским стандартам (по-русски – в одесском издании 2000 г. – А.С.).
Но было, впрочем, и нечто еще существенно важное – то, что возможно только в общине исторического Завета: путь служителя-пророка, чьей миссией и явленным призванием было восстановление Израиля как условие исполнения Церкви Христовой.
Огонь Традиции не гас никогда. Теология Макчейна, Рутерфорда, Оуэна – это теология апостолов и Кумрана, Августина и Кальвина, Бакстера и Эдвардса. От этой Истины подвижник не отступал никогда. Именно книги пуритан дали ему острое сознание всемогущества и святости Бога, безотлагательности проповеди и задач Церкви. «Проповедовать, как умирающий – другому умирающему!» – так говорил об этом Бакстер.
Конечно, проповедь Макчейна была обращена ко всем людям и народам - и к нашему, хоть в России и Украине мы лишь начинаем знакомиться с ней. Еще при жизни автора его тексты были переведены на датский язык и получили известность не только в горах Шотландии, но и в северных странах – не внесло ли это позже свою лепту в самоотверженное сопротивление Дании нацизму, в духовное возрождение в Швеции?..
Будучи проповедником Церкви Шотландии, Макчейн жил в прекрасный период нарастающего духовного возрождения и отрезвления от просвещенческих иллюзий, пагубно влиявших на страну почти весь XVIII век. В 1812-1820 гг. прошли пробуждения во многих провинциальных городках Горной Шотландии. Затем внутренние распри, раздиравшие национальную Церковь, на какое-то время ушли в прошлое, и принципы библейского христианства вновь возобладали в стране на несколько поколений.
Локомотивом возрождения стал блестящий кружок служителей-студентов, учившихся в Эдинбурге у д-ра Томаса Чалмерса – одного из лучших духовных наставников за всю историю Шотландии и кальвинизма в целом. К этому кружку принадлежали Эндрю и Гораций Бонар (одна из его книг, «Войдите в Мой покой, переведена на русский язык недавно, в Белоруссии), Гамильтон, А.Муди-Стюарт, Р.Макдольд, Д.Милн, А.Сомервилль… Все они, став выдающимися служителями и миссионерами, были друзьями и поддерживали теплую переписку до последних лет служения и жизни. Кое-что из нее опубликовано, но масштаб деятельности этого кружка лишь открывается нам сегодня. Так, А.Н.Сомервилль, проповедовавший Евангелие в Индии, Китае, Океании, побывал и в России, где, по сути, заложил основы миссии к восточноевропейским евреям. Сам Макчейн, несмотря на все свои болезни, мечтал о служении в страшных каторжных тюрьмах Австралии – этому не суждено было сбыться… Но и на родине группа верных проповедников, целью жизни которых было приводить грешников ко Христу, вела подлинно евангельское служение. И Макчейн был их признанным лидером и героем.
В гомилетике он был духовен, четок и ясен, раскрывая истоки и характер доктрины, логику библейских смыслов, наполняя ее энергией сердца и совесть аудитории. Его проповеди были свойственны редкие сегодня достоинства. Прямота и определенность, последовательно выделяющая мотивы в ткани священного повествования. Последовательное провозглашение мерзости греха, Святости и Величия Бога. Убедительность аргументации. Трезвость, отсутствие всякой нарочитости, аффектации, истерики. Простота и ясность, но без малейшей профанации, которой так грешит современность – это слишком оскорбляет Господа, чтобы говорить равнодушно. Никакого отвлеченного интеллектуализма, заученности или «развлекательности» - только простая Истина, основанная на Слове. Прекрасный литературный стиль, не уступающий лучшим шедеврам английской духовной прозы двух предшествующих веков.
Но настоящим подвигом жизни Макчейна стала еврейская миссия, благодаря которой имена великого шотландца и многих его соотечественников навечно вписаны в историю возвращения Израиля ко Христу. Этому подвигу предшествовала вся пуританская традиция, стремившаяся очистить Церковь от лжедуховности и мертвых установлений, проповедовавшая покаяние и святую жизнь. И многие, многие ее наставники имели в своем сердце беспримерную любовь к еврейскому народу, готовя путь его спасению – хотя в ту эпоху не было никакой надежды на его возвращение на родную землю. Но они верили Слову Божию.
«Евреи соберутся со всех частей света, по которым они рассеяны в наши дни, и вернутся домой, в землю своих предков, - писал Джон Оуэн. – Не существует никаких обещаний о том, что Царство Божье будет воздвигнуто Господом Иисусом в этом мире, но зато существуют утверждения или прямые намеки на то, что начало его должно произойти от евреев» (1).
Современник Оуэна пуританин Роберт Лейтон учил: «Те, кто не молятся день и ночь об обращении евреев, забывают о главном условии, которое необходимо для прославления Церкви… Несомненно, людям еврейского народа однажды будет суждено восстать и воссиять, и их возвращение станет «богатством язычникам» (Рим.11.12), и это будет более славным временем, чем все, что когда-либо переживала Церковь Божия» (2).
…В 1838 году, после возвращения из тяжелейшей для него поездки в Палестину, Макчейн читает знаменитую проповедь «Наша обязанность перед Израилем», основанную на словах Павла: «Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых Иудею, потом и Еллину» (Рим.1.16). Ее идея была проста: Евангелие должно быть прежде всего проповедано евреям по всему миру, и это – норма жизни Церкви, которая, «по Божьему замыслу… не просто распространяет свет по всем направлениям, но направляет его прежде всего на евреев». Ибо суд начнется (и уже начался) с них, ибо так угодно Богу – заботиться прежде всего о Его народе, ибо восстановление Израиля принесет жизнь погибшему человечеству. Как позже об этом писал епископ Ц.Г.Моул: “Великое событие – возвращение Израиля к Богу во Христе и возвращение Бога к Израилю – будет сигналом и свидетельством об огромном подъеме духовной жизни во Вселенской Церкви и беспримерном собирании возрожденных душ со всего мира”.
Примирение евреев – не меньшее чудо, чем воскресение мертвых, и спасение еврейского народа – восстановление Церкви. И именно к ним относятся слова Завета: «проклинающие тебя – прокляты, благословляющие тебя – благословенны!» (Быт.27.29). «Из европейской истории прошедших столетий можно извлечь один принципиальный урок: страны и народы, принимая евреев и обращаясь с ними милостиво, в той или иной степени процветали, а угнетая и мучая их, они призывали на себя проклятие» (О.Шрайнер (3)).
Израиль должен стать светом народов (Ис.42.6). Через него и только через него все люди узнают о существовании Единого (и Триединого!) Бога, обретают любовь к Его закону и праведности, открывая тем самым для себя доступ к сокровищам благословения Авраама. Идея мессианской эры, пусть и по-разному понимаемой иудаизмом и библейским христианством, существовала с начала Завета: «и благословляться будут тобой все племена земли» (Быт.12.3). Это благословение продолжает реализовываться и сегодня – и каждый человек независимо от происхождения, присоединяясь к общине Единого и Единственного Завета (данного на Синае и доведенного до совершенства Иисусом Христом), может сделать его «своим» и внести свою лепту в приближение полноты Царства Божия. И этот Завет не может быть нарушен, ибо он основан на Искупительной Жертве Самого Христа.
…В следующем, 1839 г., во время волны пробуждения в шотландском городе Килсите – после проповедей там Уильяма Бернса, могущественного провозглашения силы Креста Христова, неисчислимых молитв и постов, произошел и прорыв Еврейской миссии в Палестине. Это было беспримерное излияние Святого Духа, одно из величайших за всю историю христианства в Новое время. Атмосфера Грядущего Царства становилась слишком явственной, чтобы можно было не замечать ее. Макчейн вспоминал о нем: «Бог возродит Свою многолетнюю работу. Вся наша земля будет обновлена так, как это произошло в свое время в Килсите. Путаница противоречий будет выметена из наших святилищ, все мерзкие явления, имеющие место в Церкви, обратятся в гармонию прославления и хвалы, и наши души станут подобны хорошо орошенному саду» (4).
В каждом поколении поднимались жаждущие уничтожения евреев и библейского христианства. Но и в каждом поколении были те, кто не преклонил колен перед нордическим Ваалом – небольшое число истинно верующих, евреев и неевреев, которые молились о мире Иерусалиму. «Так и они теперь непослушны для помилования вас, чтобы и сами они были помилованы» (Рим.11.31). Нет различий: и те и другие едины – как в греховном непослушании, так и в дарованной им свободной милости Бога, ибо таков замысел Его суверенной воли.
Уже значительно позже, в 1889 г., Э.Бонар писал: «Израиль является вечным народом, который должен привести от смерти в жизнь все народы. И пророческое слово провозглашает: «Кто рассеял Израиля, Тот и соберет его» (Иер.31.10). «И дам им одно сердце и один путь, чтобы боялись Меня во все дни жизни своей… И буду радоваться о них, благотворя им, и насажу их на сей земле твердо – от всего сердца Моего и от всей души Моей» (Иер.32.39,41). Увенчанная своей прекрасной короной надежды, Церковь будет торжествовать со своим Господом, и земля будет праздновать, когда Израиль примирится с Богом» (5).
И, конечно, Бонар сделал все от него зависящее, чтобы донести бесценное наследие до нас. И как этому не быть, если речь идет об историческом Завете?.. Как бы ни хотелось того силам тьмы, ТАКИЕ рукописи не горят. «Эта книга смиряет меня. И мое сердце часто замирает» – признавался Бонар, окончив работу по подготовке тектов Макчейна к печати.
…Ему не пришлось увидеть церковные смуты и бедствия, разразившиеся по его ранней кончине. Он произнес свою последнюю проповедь горячо любимой общине 12 марта 1843 года, только что завершив программу для всей Северной Шотландии. Его последняя болезнь привела к расстройству сознания. Последнее, что услышали люди у его смертного одра – это слова: «Господи, этот приход, эти люди, весь этот край!».
Утром 25 марта он навечно ушел ко Христу.
Нет большего благословения для погибающего во грехе современного мiра, чем возможность всерьез оживить старые истины и привлечь внимание к тому, о чем учили святые прежних времен. “Помни дни древности, пойми годы всех поколений, спроси отца своего – и он возвестит тебе, старцев твоих – и они скажут тебе” (Втор.,32.7). Да, было много греха в истории Церкви – но помним и Милость, и Силу Божию.«Горький и отвратительный поток протекал много лет через Церковь. Он течет и поныне. Но есть в ней также святой и чистый поток. Какой из этих потоков протекает внутри вас?» (Д.Браун(6))
Вот еще несколько жемчужин.
«Если бы с тайны мира убрали покрывало, мы бы увидели многое, что сделано Богом в ответ на молитвы Его детей»
«Желание прославиться своим благочестием – это такая же большая ловушка, как и желание прославиться ученостью или красноречием. Даже наедине с собой человек может крайне дотошно соблюдать все элементы набожности, чтобы заслужить славу святого».
«Большую часть Божия народа устраивает то, что они спасены от ада, который снаружи. Спасение же от того ада, который внутри человека, их не очень волнует».
«Нежно и кротко обращайтесь со своими необращенными друзьями. Помните: когда-то и вы были так же слепы, как они» (7).

(1) A Puritan Golden Treasury. Ed. I.D.E.Thomas. Edinburgh,1977. P.155-157
(2) Цит. по: Браун Д. Наши руки запятнаны кровью. Ярославль,1994. С.26. Ср. у Чарльза Симеона в ответ на поданную ему во время проповеди записку с вопросом «Что важнее – 6 млн. евреев или 600 млн. неевреев?»: «Если спасение шести человек принесет спасение шести сотням – что тогда?» (Murray I. The Puritan Hope. Edinburgh,1971. P.154). См. также: Schlissel S., Brown D. Hal Lindsey and Restoration of the Jews. Edmonton,1990 (довольно интересная и спорная работа, к сожалению, с позиций не теологии Завета, а диспенсационализма)
(3) Цит. по: Пятикнижие и Гафтарот. Комментарий Й.Герца. М. – Иерусалим, 2001. С.64
(4) Memoir and Remains of R.M.McCheyne. Ed. A.Bonar. Edinburgh,1966. P.192.
(5) Ibid. P.495.
(6) Браун Д. Ук. соч. С.27
(7) Цит. по: Хилл С. Время плача. М.,2001. С.74, 239
Дата/Время: 01/03/03 15:34 | Email:
Автор :
сообщение #030301153456
Андрей Семанов

РОД ГАТРИ.
ИЗ ИСТОРИИ ОДНОЙ ШОТЛАНДСКОЙ СЕМЬИ

Древний и уважаемый род Гатри из поместья Питфорти, графство Ангус – один из самых удивительных в истории Церкви Шотландии и по всему лицу земли примеров самоотверженного служения библейской истине и благочестию. В эпоху Великой революции он выдвинул сразу пять замечательных христианских деятелей, один из которых стал мучеником, а второй – обессмертил свое имя одним из величайших в истории трудов по практическому богословию и аскезе. (Если есть аналоги в православном или католическом мире – может быть, нам укажут их?)
Все четверо сыновей, милостью Божией родившихся в этой семье в те годы, с раннего возраста были призваны к благовестию. Единственным из этих четырех братьев, не получившим постоянного прихода, был средний Роберт, который тяжелым трудом странствующего проповедника быстро подорвал здоровье и рано умер. Другой, Александр, в 1645 г. получил сан священнослужителя в родном графстве, в Стракатро, где и нес служение 16 лет, до своей кончины. Третий из братьев, младший Джон, стал священнослужителем в Тарболтоне, Эйршир, но с началом Реставрации был лишен прихода из-за своей стойкой приверженности кальвинизму - пресвитерианству. Тяжелое положение также быстро ослабило его здоровье, и в 1669 году он умер. Отметим, кстати, что средняя продолжительность жизни в эпоху классического кальвинизма чуть превышала 30 лет, а младенческая смертность достигала 40-45% …
Старшим из братьев Гатри был Уильям (1620-1665), благочестие и выдающийся интеллект которого проявились очень рано, но смогли раскрыться только в годы учебы в эдинбургском Новом Колледже Св.Андрея, где юноша смог основательно исследовать Писание и пережить глубокий личный опыт постижения его истин. Кроме профессора богословия (с 1639 г.) Сэмюэла Рутерфорда огромную роль в его духовном становлении сыграл его двоюродный брат Джеймс по прозвищу Сикерфут («Стойкий»), данном ему за невозмутимый нрав и миротворчество в самых разных жизненных ситуациях. В те годы Джеймс Гатри возглавлял в этом учебном заведении кафедру философии. Он помог Уильяму утвердиться в благочестии и от всего сердца посвятить себя служению Христу и Его Евангелию. А чуть позже он станет проповедником в шотландском городке Стирлинге – и одним из первых и самых прославленных мучеников Великой Шотландии.
…19 февраля 1661 г. Джеймс Гатри был обвинен в государственной измене за «злоупотребление проповедью», которое состояло попросту в том, что он учил: глава Церкви – Христос, а не король. В ответ на предъявленное обвинение Гатри заявил, что он подчиняется гражданской власти государя не за страх, а за совесть, но считает, что король не должен вмешиваться в церковные дела. Через некоторое время был составлен обвинительный акт, в котором утверждалось, что обвиняемый «распространял повсюду всяческие и различные гнусные призывы к бунту, направленные на поношение Его Величества». (Интересно, а современные государства также готовы приписать любой не-государственной Церкви обвинение в измене и начать ее повальное истребление?).
Джеймс Гатри был приговорен к повешению. Народная память донесла рассказы о его удивительном мужестве - и таком же поведении близких. В утро своей казни, 1 июня 1661 года, он поднялся на молитву перед рассветом, который в Шотландии наступает в эту пору около четырех часов утра. Когда Гатри спросили, как он себя чувствует, он ответил словами Псалма: «Сей день сотворил Господь: да возрадуемся и возвеселимся в оный!». К нему привели пятилетнего сына. Посадив мальчика на колени, Джеймс сказал: «Наступит день, Уильям (т.н. Младший – А.С.), когда тебе скажут, что твоего отца повесили. Но ты не стыдись, парень. Я умираю за правое дело». Когда Гатри взошел на эшафот, ему дали возможность в течение часа (!) проповедовать собравшимся – нравы были еще довольно далеки от классического тоталитаризма. Затем его повесили, голову отрубили и вывесили в порту Нетербоу. Там она висела ни много ни мало 27 лет, пока насилие над шотландскими кальвинистами не прекратилось навсегда. Как только репрессии чуть ослабли, один смелый студент тайком снял череп с ворот – и верующие с почетом предали его земле…
Через несколько месяцев после казни сын Гатри тайком пробрался в порт, чтобы взглянуть на разлагающуюся голову отца, и прибежал домой с воплями. Этот случай потряс мальчика, который стал задумчивым и благочестивым, одним из лучших учеников школы. Он мог бы приумножить славу проповедников Гатри, если бы не унесшая и его ранняя смерть от болезни…
Старший же Уильям, который искренне хотел быть вместе с кузеном на виселице (и лишь настойчивые просьбы общины удержали его от того, чтобы рисковать жизнью), девятью годами ранее, в августе 1642 г., с высочайшего одобрения Эдинбургской Пресвитерии был удостоен права проповедовать. Однако лишь два года спустя он получил Фенвикский приход и в ноябре 1644 г. по единодушному желанию прихожан был рукоположен на пасторское служение. Вскоре обнаружилось, что успех его проповедей выходит далеко за пределы Эйршира. Несколько лет молодого пастора приглашали перейти на другое место, и он упорно отказывался, пока вскоре после брака с прекрасной благочестивой девушкой из аристократической семьи Лоудонов ему не пришлось стать капелланом Армии Шотландии. Шла Гражданская война, которая победоносно завершится переходом страны под Протекторат Кромвеля.
Бог сохранил Своего слугу во время этой войны. Время от времени Уильям в соответствии с постановлением Церковного совета мог получать отпуск, жить в семье и заниматься приходским служением. Он был прекрасным пастырем, никогда не пренебрегал беседами с прихожанами на дому, посещениями больных и напутствуемых на смерть, наставлениями молодежи. Ему приходилось вести и административную работу, присутствовать на пастырских совещаниях и в церковном суде.
…Вопреки весьма распространенному мнению, Революция не была в полном смысле слова пуританской. Составившее костяк ее «силовых структур» индепендентство часто пренебрегало если не учением (как печально известный Мильтон), то церковной дисциплиной. Однажды Уильяму, служившему Литургию в одном из храмов Глазго, пришлось строго осадить группу офицеров, самовольно пришедших к причастию («полузакрытая» евхаристическая практика кальвинизма часто требует от не-прихожан данной общины, желающих причаститься, предварительно поставить в известность пресвитера). Вразумленным гостям пришлось с виноватым видом вернуться на место. Да и в его приходе многие нуждались в попечении, не посещая собрания и Литургию, не уделяя времени семейному поклонению, наконец, будучи просто невеждами.
В 1649 г. Гатри становится членом комиссии Генеральной Ассамблеи – вместе с Джеймсом Гатри, Рутерфордом, маркизом Аргайлским (одним из первых обезглавленным в 1661 г.). А пять лет спустя, во время учиненного резолюционистами раскола в Церкви Шотландии, оба Гатри и Резерфорд вместе с группой наиболее ревностных пресвитериан примыкают к фракции протестеров. Терпение и мудрость, которые проявили Гатри при уврачевании этого бессмысленного и пагубного раскола, было отмечено всеми биографами.
…Вскоре после начала гонений Гатри противостал давлению государства на церковные советы. В апреле 1661 г. на Синоде Глазго и Эйршира он составил обращение для представления в Парламент, где выразил обеспокоенность ситуацией, утвержденное Синодом как «содержащее верное свидетельство чистоты наших реформ в поклонении, учении, благочинии и управлении, в равной степени замечательное своим благоразумием и смелостью».
Авторитет Гатри у всех слоев шотландского общества, подкрепленный могучим интеллектом и огромным духовным опытом, чудом оградил его от террора. Получив особое покровительство графа Гленкерна, а затем и Канцлера Шотландии, глубоко уважавших его (а граф еще и помнил милосердие пастыря во время тюремного заключения, в которое он попал при Кромвеле как роялист), наставник продолжал учить свой народ истине Христовой. При этом он делал особый упор на Завет и семейное служение.
И все же 24 июля 1665 года Гатри – к глубокой печали земляков, несколькими днями ранее объявивших в приходе пост и молитву - был отстранен от служения. В двух своих последних проповедях, прочитанных на Книгу Осии, он призвал паству к терпению, покаянию и всепобеждающей надежде на Бога («Погубил ты себя, Израиль, ибо только во Мне – опора твоя» Ос.13.9), буквально исторгнув из нее слезы. Затем церковный народ в скорби разошелся по домам, а в храме в совровождении солдат появился викарий, которого Гатри с почтением принял в своем доме. В беседе с ним пастор заметил, что его подчинение приговору не связано с признанием авторитета прелата и если бы не уважение к гражданской власти, он никогда не оставил бы служение по этому приказу. Кроме того, будучи абсолютно убежден в суверенном господстве Бога, он заявил, что «дверь, которую открывает Бог для проповеди Евангелия, никакой человек не сможет закрыть, пока Бог не допустит этого».
Отстранение Гатри от служения стало тяжелым ударом не только для всего народа, но и для его собственного здоровья, которое уже не восстановилось. Через два месяца после увольнения Гатри уехал в свою вотчину, доставшуюся ему после смерти брата (на чье попечение она была оставлена двадцатью годами раньше). Оставшийся год жизни был полон невзгод и болезней.
10 октября 1665 года пастырь умер. Ему было всего 45 лет. Доброжелательно, но не изменив своим убеждениям, он принял священника-епископала, пришедшего напутствовать его, и – ушел, исполненный непоколебимой веры в Того, Кто победил смерть.
Ни одна проповедь Гатри при жизни не была напечатана. Но славе великого кальвиниста уже не суждено было погаснуть никогда. У родителей Уильяма были еще две сестры, которые пережили святого; одна из них вышла замуж за преподобного Роберта Уодроу из Иствуда, который смог не только опубликовать правдивые отчеты о бедствиях Церкви Шотландии под еретическим ярмом, но и сохранить архив Гатри и его переписку, в том числе с Рутерфордом. Мэттью Кроуфорд, пастор из Иствуда, писал о Гатри, что он «обратил к вере и утвердил на христианском пути много тысяч душ и признан величайшим действующим проповедником Шотландии». Многие его прихожане и их потомки не только обрели искреннюю богобоязненность, но и стали выдающимися христианами. «Я благословляю Господа, - писал сам Гатри к архиепископу, - за то, что Он даровал мне некоторый успех и запечатлел мое служение на душах и в сознании не только многих из тех, кто уже ушел на небеса, но также и на душах некоторых из тех, кто еще находится на пути к ним».
Книга же «Величайший интерес христианина» («The Christian’s Great Interest»), опубликованная в 1655 году и регулярно переиздаваемая по сей день, обессмертила имя Гатри. (О ней – дальше).
Дата/Время: 01/03/03 15:31 | Email:
Автор :
сообщение #030301153149
Андрей Семанов

ИДЕАЛЬНАЯ ЖЕНА

Добрая жена драгоценнее жемчуга
Притч.31.10

Многое ли мы знаем о характере и личной жизни Жана Кальвина? И да, и нет. И поэтому так трудно понять сегодня некоторые парадоксы. Человек несгибаемой воли, стальной самодисциплины и колоссального упорства, он, по отзывам всех знавших его, был терпелив, мягок, кроток и добр. Почти инвалид от рождения, он трудился с такой напряженностью, как, возможно, никто ни до, ни после него в европейской истории. Навсегда реабилитировавший своим учением брак и семейное счастье в Церкви, он познал и высокое счастье, и душераздирающее горе.
…К тридцати годам женевский ученый, уже автор книги, навсегда покрывшей его бессмертной славой, еще не был женат – и от этого не особенно страдал. В течение многих веков в Европе господствовал монашеский идеал, и Кальвин всерьез сомневался: а вправе ли он, реформатор в первом поколении, нарушать установленные традиции? К тому же он, француз, жил в Германии, причем более чем скромно - на доходы от продажи своих сочинений и сдавая комнаты студентам. И, хотя формальных препятствий не было, найти спутницу жизни было нелегко – даже если он был готов приложить к тому какие-то усилия. «Я не знаю, женюсь ли когда-нибудь, - писал он к другу. – Но в любом случае, я возьму жену, только если освобожусь от многих забот и смогу полностью посвятить себя Господу».
Кальвин объяснял соратникам, в частности, Гильому Фарелю: «Помни, что я желал бы найти в моей подруге. Я вовсе не принадлежу к числу тех влюбленных безумцев, которые, пленившись красотою женщины, готовы поклониться и всем ее порокам. Нет, единственная для меня красота в женщине – это целомудрие, стыдливость, кротость и забота о муже».
Неверно полагать, как об этом часто пишут, что реформатору «нашли жену» его друзья и коллеги, - Фарель (кстати, старый холостяк), Буцер и Филипп Меланхтон, которые-де занимались этим полтора года и обеспечили перемену в его жизни. Возможно, отчасти и так, - по крайней мере, «идею подал» Буцер, человек, счастливый в браке с Элизабет, прекрасной женой, матерью и хозяйкой. В доме Буцеров, как и у страсбургского пресвитера Целла, подобно жившему у него Кальвину находили приют эмигранты-христиане из разных стран, пострадавшие за веру – и их окружали неизменным вниманием и заботой. Прекрасной семьей обладал и Меланхтон.
До приезда в Страсбург Кальвин мало общался с христианскими семьями (если не считать его родителей), и он, конечно, получил достойные примеры для подражания. Но только кругу друзей не сопутствовала удача. Познакомленная с Кальвином состоятельная немка из Страсбурга, брат которой горячо поддерживал учение Кальвина и надеялся на брак сестры с женевским мудрецом, оказалась знатной и избалованной, к тому же не знала ни слова по-французски и учиться не хотела. Ни разу Кальвин не пожалел потом, что их взаимоотношения расстроились. «У нее значительное приданое, а бедному священнику неловко пользоваться состоянием своей жены». Другая невеста, предложенная Фарелем, твердая протестантка, хоть и оказалась небогатой и скромной, была старше Кальвина на 15 лет. И, наконец, третья, с которой Кальвина познакомил его брат Антуан, его соотечественница с доброй репутацией, влюбленная до безумия, тоже оказалась неприемлемой – по причинам, о которых Кальвин не распространялся; он даже не объяснил их при встрече. «Я не желал бы на ней жениться даже в том случае, если бы Господь полностью лишил меня разума».
Трижды пережив разочарование, Кальвин сомневался в том, что ему стоит продолжать поиски, и чувствовал, что, возможно, Бог призывает его к безбрачию. Группа друзей, озабоченных его личной жизнью, распалась. И тогда – как казалось, случайно – он вспомнил о вдове из маленького страсбургского прихода, где он одно время был пастором.
Иделетт де Бюре-Штордер. Кроткая и добрая, изящная женщина с чудесной внешностью, удивительно дополнявшей ее душевную мягкость. Она родилась в Гельдерланде, в Голландии, и была ровесницей Жана – и примерно одного с ним положения в обществе. Ее муж, за которого она вышла шестнадцати лет отроду, Ян Штордер, анабаптист, умер за несколько месяцев до ее новой встречи с Кальвином, и пока он болел, она нежно заботилась о нем. Их обоих Кальвин обратил из анабаптизма в библейскую веру примерно за год до их последнего расставания. У них было двое детей – Жак и Джудит.
В 1526 г., вскоре после первого брака Иделетт, начались зверские преследования анабаптистов. В Бельгии и Нидерландах их было убито и замучено свыше 30 тысяч. Опасаясь за детей, Иделетт и Жан вскоре бежали в Страсбург, редкий в тогдашней Европе веротерпимый город эмигрантов. Вместе с другими беженцами они присоединились к церкви, где служил Кальвин. Его фундаментальные, ясные, четкие проповеди заворожили молодых супругов. Вскоре вместе со многими другими анабаптистами они пришли к убеждению в его абсолютной правоте. В отличие от Лютера, Кальвин был более ревностен в своих взглядах и нередко стремился переубедить христиан с другим мировоззрением.
Бог уберег Яна Штордера от резни на родине, но не от эпидемии чумы. Через год после приезда он умирает в Страсбурге, где и был похоронен. Кажется, похороны тоже служил Кальвин – и вот через год он обратил внимание на чудную вдову, казавшуюся слишком юной, чтобы быть матерью двенадцатилетнего сына и шестилетней дочери. Он стал навещать ее как пастырь. Вскоре они влюбились друг в друга без памяти.
Кальвин вновь – уже сам – попросил Фареля подготовить брачную церемонию. 10 августа 1540 года он и Иделетт поженились. Девять лет они проживут душа в душу. И, несмотря на страдания, будут счастливы.
Вскоре после венца новобрачные заболевают. «Кажется, Господь послал нам болезнь для того, чтобы умерить радость нашего брака» – писал Кальвин Фарелю благодарственную записку, лежа в постели. Едва Жан и Иделетт оправились от первой хвори, наступает следующая: поссорившись с экономкой и уволив ее, они получают… тяжелое пищевое отравление.
Но Жан нашел идеальную пасторскую жену, близкого человека, способного при его слабом здоровье любить его и заботиться о нем – но и требующего от него самого не меньшей заботы. А Иделетт - отца для осиротевших детей. Их существование обрело новые цели и наполнилось смыслом.
Не так уж много времени им приходится провести вместе: еще слабый от перенесенных болезней и не желающий оставлять жену, Кальвин вынужден на три месяца ехать на совещание немецких протестантов и католиков в Вормсе под руководством императора Карла V, затем, через месяц – на конференцию в Восточную Германию, в Ратисбонн. В это время в Страсбурге вновь начинается эпидемия, вести о которой стоили Кальвину немало нервов. Он все же успел послать супруге письмо и убедить ее перебраться к брату за город, а тем самым – спасти от гибели.
Кальвину все чаще начинают приходить многочисленные и настойчивые письма с просьбами вернуться в Женеву, которую он порой называл «камерой пыток». После долгих колебаний осенью 1541 года он решается на это. Но Иделетт остается в Страсбурге до тех пор, пока муж не убежден в ее абсолютной безопасности, и лишь несколько месяцев спустя, когда городской совет оказывает чете Кальвинов достойную встречу, перебирается в Женеву, в знаменитый небольшой дом в пять комнат на рю Шануан, 11.
После первой болезни Иделетт уже не выздоровела окончательно – и когда она болела, муж страдал вместе с ней. Вот скорбные записки Кальвина: «Жена моя, по обыкновению, больна». «Она едва держится на ногах». «Медленная болезнь подтачивает ее. И я боюсь думать, чем это кончится». «От долгой болезни она жестоко страдает. Кажется, иногда ей становится лучше, а потом хуже». (По мнению исследователей, Иделетт страдала туберкулезом).
Но как только ей становилось легче, она навещала отчаявшихся бедняков, заключенных, умирающих. Ухаживала за тяжелобольными. Нянчилась с детьми обращенных анабаптистов, которые несли их готовить к Крещению. Оказывала гостеприимство тем, кто приезжал к мужу со всей Европы, украшая скромный стол овощами со своего небольшого огорода, который очень любила. Утешала в скорби. Дарила радость. Терпеливо вынесла болезнь и смерть ЧЕТВЕРЫХ детей.
В первое же лето в Женеве через две недели после преждевременных родов умирает первенец Кальвина, разрывая сердца родителей. Жан пишет: «Господь, несомненно, нанес глубокую рану нашим душам, забрав нашего маленького сына. Но Он Сам Отец и знает, что лучше для Его детей». Через три года дочь родилась мертвой. А еще через два, когда Жану и Иделетт было уже под сорок, преждевременно родился последний ребенок. Он тоже не выжил. После этих родов состояние Иделетт резко ухудшилось – у нее началось кровохарканье. Католические журналисты злобно издеваются над горем отца: мол, суд Божий над еретиком. Но – «пусть они бесчестят меня. У меня есть десятки тысяч духовных детей по всему христианскому миру».
…Она не хотела, чтобы муж переживал из-за ее болезней – у него и так много проблем и горя. Но к сорока годам ее дни были сочтены. Умирая, она просила Кальвина позаботиться о ее детях от первого брака – и рассстраивалась, что возлагает на него и эти хлопоты. «Я предала их Господу, но хочу, чтобы ты пообещал мне, что не будешь относиться к ним с пренебрежением». И он дал такое обещание.
Спустя три дня она продолжала цепляться за жизнь, но все понимали, что смерть близка... Ее последними словами были: «О, славное воскресение! О, Бог Авраама и отцов наших, верующих во все века, которые доверились Тебе и никто не надеялся напрасно. Я уповаю на Тебя». И когда она уже не могла говорить, Кальвин нежно беседовал с ней. О любви Христа. О вечной жизни. О благословениях тех чудесных лет, когда они были рядом.
Через час Иделетт скончалась.
ТАКОЕ горе пережили немногие. Кальвин писал Фарелю: «Новости о смерти моей жены, вероятно, дошли до тебя. Я делаю все возможное, чтобы не позволить отчаянию сломить меня. Мои друзья также прилагают все усилия, чтобы принести облегчение моим страданиям… Да поддержит меня Господь Иисус в этом тяжелом горе, которое, без сомнения, сокрушило бы меня, если бы не Тот, Который помогает подняться упавшему, дает силы слабому и укрепляет обессиленного, не протянул мне с Небес Свою руку».
Кальвину было всего сорок лет. Но он никогда больше не искал жену, ибо никто не мог заменить ему Иделетт. «Лучшею подругою жизни была она в служении моем и никогда ни в чем не была мне помехой… Если бы нужно было, то вольно пошла бы она со мной не только на нищету и в изгнание, но и на смерть».
Он проживет на земле еще пятнадцать лет, чтобы написать толкование всей Библии стих за стихом, окончательно поставить великое дело на ноги и построить ту Церковь, которая станет непобедимой. Было и есть немало врагов, но сила естественного развития здорового организма постепенно сминает препятствия. Зло способно погубить хрупкий росток, но оно бессильно перед возмужавшим народом Живого Бога.
Преходящесть учения – его ложность, вечность – его Истина. Пройдя века, кальвинизм обрел неумирающую жизнь. И все же – в истории Церкви Женева навсегда останется знамением не только величайшей победы, но и безмерной любви и безутешного горя. Так будет – пока не отрет Бог всякую слезу с очей и не встретятся живые и мертвые.
Идеальная Иделетт. Великая подруга вождя Державы Святых.
Страницы : 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13