Журнал "Воспитание народа"


Сообщений в теме : 72
Страницы : 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Дата/Время: 29/07/03 18:31 | Email:
Автор :

сообщение #030729183125

Воспитание народа

Религиозно – публицистический журнал
№2 за 2003г.
№ 5 ЗАМЕТКИ

Леонид Келлер

МОСКВА – ИЕРУСАЛИМ



У каждого своя слабость. Я могу бродить много часов подряд по Иерусалиму, не замечая, как летит время, утро сменяется дневным зноем, а вслед за этим накатывают прохладные сумерки.
Интригует и манит Старый город. Оказываясь здесь, непременно открываю для себя нечто новое.
Забрел я на днях в многоярусный, похожий на тбилисский, дворик-"колодец" в сердце Старого города, в двух шагах от Храма гроба Господня. Увешанный коврами, устремленный в поднебесье, он примагнитил... звучавшей где-то в глубине русской речью.
Поднявшись по крутой лесенке, я оказался в доме, принадлежащем семейству Рофа.
– Не стесняйтесь, - произнес на чистейшем русском языке 27-летний араб Ихаб.
– Усаживайтесь поудобнее, – предложила (ох уж этот ни с чем не сравнимый ма-а-асковский прононс!) статная красавица Ирина.

ИХАБ + ИРИНА: ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
Они познакомились в 1993 году в Москве, в кафетерии подготовительного факультета университета Дружбы народов имени Патриса Лумумбы.
Внимание Ирины, завтракавшей в компании сокурсниц, привлек сидевший за соседним столиком юноша. Прекрасные карие глаза, точеные черты лица...
Выпускница столичной средней школы № 708, при поступлении в университет Ира выбрала в качестве дополнительного иностранного языка арабский. Давался он девушке на удивление легко.
– На том этапе я читала и писала куда лучше, чем разговаривала, – вспоминает она, – но все-таки привлекла внимание Ихаба: мы с подругами упражнялись, пытаясь болтать по-арабски.
Ихаб, как зачарованный, смотрел на стройную белокурую красавицу (теперь, спустя 10 лет, Ира оценивает ту случайную встречу просто: "Судьба").
– Почему вы, Ихаб, решили учиться в Москве? - спрашиваю я.
– Сидел однажды в кофейне в Старом городе, прислушиваясь к праздной болтовне завсегдатаев, - говорит он. - Один человек рассказал, что в России учится сын его приятеля, можно записаться. Я спросил, что для этого нужно. Он объяснил, какие документы требуются. Я собрал, отнес тому мужчине, он послал - и получил положительный ответ.
(Если не знать, что Ихаб араб, его можно принять за выходца с Кавказа или из Средней Азии: по-русски говорит чистейше, падежных окончаний не путает; выдает лишь легчайший, едва уловимый восточный акцент).
– Почему вы избрали медицину? - спрашиваю Ихаба.
– Другие специальности меня не привлекали, а быть доктором в Иерусалиме - престижно.
– А кто по профессии ваши родители?
Ответить на этот вопрос Ихаб затрудняется.
Когда отец и мать были молоды, здесь шли бесконечные войны, так что им было не до учебы... Оба окончили школу и начали работать. Жизнь была тяжелой...

ТАЙНЫ СТАРОГО ГОРОДА
Ихаб родился в Иерусалиме, в том самом доме, где мы ведем неспешную беседу, угощаясь чудесным напитком (секретом приготовления ароматного ананасового сока со специями владеет мать Ихаба - Жоржет).
Дом принадлежит Халилю Рофа, отцу Ихаба. За окнами лютует майский хамсин, температура воздуха в тени приближается к плюс 35, но в просторной гостиной, несмотря на отсутствие кондиционера, прохладно.
– Во-первых, крыша его не успела нагреться, – объясняет Ирина. – А, во-вторых, стены толстые, метровые, вот и защищают от жары.
После лирического отступления на тему "У природы нет плохой погоды", мы возвращаемся к событиям почти 10-летней давности. Ихаб и Ира встречались, по российским меркам, долго - три года, после чего решили пожениться. Расписались в московском ЗАГСе, а затем обвенчались в Иерусалиме, в францисканском соборе Старого города.
– Какое впечатление произвел на вас Иерусалим? – спрашиваю Ирину.
– Поначалу – кошмарное! Узкие улочки, теснота. После российских просторов трудно к этому привыкнуть. Зато сейчас я обожаю Старый город. Атмосфера здесь особая, каждый камень дышит историей, каждый уголок - легенда...
Впрочем, Иринин путь из московского районного ЗАГСа в Старый город растянулся на несколько лет: после свадьбы молодые вернулись в Россию (Ихабу нужно было завершить учебу). С рождением старшего сына Карлоса (сегодня ему 7 лет) Ире пришлось с университетом распрощаться, о чем она, впрочем, ничуть не жалеет. К тому моменту семья занимала в ее жизни первое и единственное место. Два с половиной года назад - и тоже в Москве - родился второй сын, Жорж.
– Вы, как и Ихаб, католичка?
– Нет, я – православная, но крестить детей была готова и в католической церкви, – говорит Ирина. – Для Ихаба конфессия тоже не играет особой роли. Многие его друзья-арабы – православные.
– А как восприняли родители ваше решение перебраться из Москвы в Иерусалим?
– Переживали, конечно. Но – отпустили. Мама сказала: "Судьба"...
Ирине до сих пор не верится, что окна ее дома выходят на Храм Гроба Господня. Она часто встречает паломников из России, подолгу с ними беседует, пытаясь выведать побольше о жизни в Москве. Впрочем, и до всемирно известного арабского базара отсюда рукой подать. А если выдастся свободный час – можно пройти по Виа Делороза...
В день Пасхи Ихаб и Ирина с детьми отправились в Храм гроба Господня. Народу - видимо-невидимо: яблоку негде упасть: собрались паломники из разных стран мира. Потряс Ирину крестный ход: вдохновенные, обращенные к Богу лица, горящие глаза, особая атмосфера, свойственная только Иерусалиму...
А еще Ирина полюбила живописный берег озера Кинерет и величественное Средиземное море, где они часто встречаются с друзьями.
У матушек-настоятельниц православного монастыря Ира обучилась новой профессии – иконописи. Рисовала еще в Москве. Но только здесь, в Иерусалиме, постигла суть древнего искусства. Здорово получается – глаз не оторвать!
По словам Ирины, семья Рофа общительна: периодически в Старый город приезжают три брата и сестра Ихаба, приходят на огонек друзья.
– Как относится к арабам-христианам проживающее здесь мусульманское большинство?
– По-моему здесь, в Старом городе – вполне нормально, с уважением, – говорит Ирина. – Все знают нашу семью, родителей Ихаба...
– То есть никакой враждебности со стороны арабов-мусульман вы не испытываете?
– Может быть, не столь сильную, как в других местах, – отвечает Ихаб. – Мы все-таки живем здесь много-много лет. В нашем дворе – 16 семей арабов-католиков. Магазина нет – за покупками приходится ходить в Мусульманский квартал. Школа – там же, главная дорога – тоже. Вот и курсируем туда-сюда, вниз-вверх...
Отец Ихаба, Халиль, – человек улыбчивый, неунывающий. Много лет работает в типографии францисканской церкви.
– А как мама относится к тому, что вы говорите между собой по-русски? – спрашиваю я Ихаба.
– Нормально! – смеется он. – Кое-что она уже понимает.
– Да, кое-что! – вторит сыну Жоржет, с любовью поглядывая на невестку.
Ихаб тем временем рассказывает, что христиане Старого города (независимо от конфессии: православные, католики или копты) поддерживают друг с другом прекрасные отношения. Каждый вправе сочетаться браком с представительницей другой конфессии, это в порядке вещей, лишь бы супруг тоже исповедовал христианство.
– Наша беда заключается лишь в том, что мусульмане считают нас иностранцами, – говорит Ихаб.
– Как это понять?!
– Они убеждены, что нет и не может быть арабов-христиан! То же самое было и в России: когда я сообщал, что я – араб-христианин, 99 процентов людей удивлялось. Мол, не может быть, ведь все арабы – мусульмане.
– Вся Европа считает, что арабы исповедуют только ислам, – подтверждает Халиль Рофа. – Весь мир так думает, не только вся Европа!
Мы расстаемся. Перед уходом замечаю пикантную деталь интерьера: на зеркале в салоне с двух сторон висят два головных убора. Фуражка цвета хаки с козырьком и красной звездой. Российская, офицерская. И – бардовая тюбетейка типа тех, что носят самаритяне.
– Отцовская, привезли из Москвы, – говорит Ирина. – А это – турецкая шапка тарбуш. Есть у нас и гигантская матрешка – 25 составных частей.
– Я дважды был в Москве! – восклицает Халиль. – Замечательный город!
– Мы со свекром съездили в Санкт-Петербург, Сергиев-Посад, побродили по ВДНХ, – вторит Ирина. – Родителям Ихаба в России очень понравилось, особенно в церквях.
– А на каком языке объяснялись ваши родители с отцом и матерью Ихаба?
– По-английски!
Спускаюсь по крутой лестнице. В нескольких шагах от дворика-"колодца" обитают чернокожие хранители Храма Гроба Господня – легендарные копты. Еще сто метров – и меня подхватывает пестрая крикливая толпа на рынке Мусульманского квартала.
Иерусалим живет своей, лишь ему одному понятной жизнью...
Дата/Время: 15/03/03 09:27 | Email: calvin@tvcom.ru
Автор : ЦИК

сообщение #030315092739

Воспитание народа

Религиозно – публицистический журнал
№1 за 2003г.

Борис Петропавловский

НРАВСТВЕННОСТЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА И В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ




Никогда не возносилось столько молитв к Богу, как в Средневековую эпоху. «Господи, помилуй» постоянно звучало в многочисленных храмах Европы. Но Небо не миловало людей: войны, эпидемии, смуты, междоусобицы, следовали непрерывно. Значит, есть за что наказывать, понимал средневековый человек…

Более всего люди страдали от своих собственных пороков. Зверские преступления и зверские казни пойманных преступников были обычным явлением, но казни не помогали.

Почему так жестоки были нравы? Почему даже страх перед геенной огненной, о которой постоянно напоминали грешникам в Церкви, мало останавливал людей? Назовем одну из причин. После уплаты десятины любой грешник мог придти к священнику и, продемонстрировав внешнее покаяние, получить отпущение грехов. Могущественные люди получали отпущение любых грехов. Бенвенуто Челлини рассказывал: «Папа, воздев руки к небу и осенив меня крестным знамением, сказал, что он меня благословляет и прощает мне все человекоубийства, которые я когда-либо совершил и все, которые я когда-либо совершу на службе Апостольской Церкви».

Католическая Церковь учила, что она накопила такой запас благодати Божией, что за счет этого запаса папа может «отпускать» любые грехи. Наиболее вопиюще это учение проявило себя в выпуске папским престолом индульгенций. Разумеется, подобная практика в корне противоречит нравственному началу христианства. Тем не менее, индульгенции стали существенным источником доходов Католической Церкви.

Другим источником доходов была демонстрация реликвий – «священных» предметов, якобы имевших отношение к Христу и святым. Сразу в нескольких монастырях показывали «молоко Богородицы», а в одном францисканском монастыре – «палец Святого Духа»! Прелаты беззастенчиво наживались на наивности и невежестве масс. Папа Бонифаций VIII цинично заявил: «Ни одна басня не приносила столько дохода, как басня о Христе». Стоит ли сомневаться, что этот святоша, как и многие подобные ему, совершенно не верил в Бога?

Говоря о корыстолюбии служителей Церкви, приведем еще один характерный пример. Папа Бенедикт IX был поставлен возглавлять Католическую Церковь, когда ему было от роду 12 лет. Его жизнь есть образчик морального уровня правителей римского престола того времени. Не было такого преступления, включая убийства, которыми не запятнал бы себя этот человек. Во время его правления при папском дворе коррупция достигла ужасающих размеров. Дело дошло до того, что сам папа по формальному договору продал свой папский престол и сам же посвятил покупателя в папы.

* * *
Не станем отрицать положительную роль европейских монастырей в деле освоения новых земель, развития образования, культуры, науки, совершенствования различных ремесел. Монахи жили своим трудом, возделывая сады и виноградники. Однако со временем, когда монастыри разбогатели, стала типичной другая картина: монахи, избавившись от физического труда, превращаются в развратных бездельников. К сожалению, подавляющее число монастырей прославилось не как очаги образования и культуры, но как очаги разврата и всяческих пороков. Иные монастыри не отличались от домов терпимости, обычным явлением в них были аборты и убийства младенцев.

По мысли папы Григория VII, распространившего на клириков целибат, безбрачие духовных лиц должно было оторвать их от суетных забот мира. Однако целибат оказал дурное влияние на нравственный облик католических пастырей, которым, разумеется, было не под силу преодолеть установление Божие «не хорошо быть человеку одному» (Быт.2:18). Фактически клирики компенсировали целибат негласным правом иметь наложницу. Впрочем, это право было не таким уж и негласным. Местами взималась даже «подать на наложницу». Сами прихожане зачастую не принимали пастыря, если у того не было наложницы. Поведение прихожан вполне понятно: они хотели обезопасить своих жен и дочерей от посягательств сексуально озабоченного клирика.

* * *
Следует упомянуть и о таком явлении Средневековья как проституция. Не следует удивляться ее повсеместному распространению, ибо она рассматривалась как громоотвод для страстей, как защита от худшего зла: адюльтера и соблазнения девушек. Каждый город в 500-2000 жителей имел свой публичный дом, а в крупных городах этими домами были заняты целые кварталы. Их клиентами были подмастерья, не имевшие возможности создать семью, студенты, бродяги. Бордели были государственными учреждениями и содержались за счет города или князя. Надзор, как правило, поручался городскому палачу или тюремщику, а непосредственное управление заведением находилось в частных руках. Публичные дома давали неплохой доход, хотя плата за услуги была невелика и была доступна людям низшего звания. Вход был запрещен женатым, монахам и евреям.

Проституция подчинялась строгой регламентации. Проститутки обязаны были выделяться определенными знаками (например, в Цюрихе они носили красную шапочку). За нарушение предписаний предусматривались различные наказания: выставление у позорного столба, езда на осле лицом к хвосту, погружение в воду, телесные наказания. В Париже проститутку, зашедшую в Латинский квартал, возили на осле или в особой повозке и секли розгами на каждой площади. Были и бродячие проститутки. Они странствовали по Европе и массами появлялись, где происходило большое скопление народа.

Проституток приглашали на народные праздники. На турнирах рыцари часто появлялись в обществе «путан». Иной раз рыцарю-победителю в турнире наградой служила красотка, выделенная муниципалитетом.

Особой категорией проституток были «солдатские девки». Они сопровождали солдат в походах и оказывали им различные услуги. Многочисленные танцовщицы, акробатки, музыкантши, певицы – соединяли свое занятие искусством с проституцией.

Разновидностью публичных домов были общественные бани. Обычай совместного мытья господствовал до XIII-XIV веков. Баня была и одним из центров общественного развлечения. Парильщики занимались пением и музыкой. Монахи и монахини тоже посещали эти заведения. (Позднее на смену баням пришли модные курорты.)

* * *
В Средние века жизнь простых людей ценилась невысоко. Часто крестьяне и жители города подвергались смертельной опасности. Неудивительно, что характерной картиной средневековых нравов были разгул и чревоугодие, это была своего рода компенсация за «превратности судьбы».

Кругозор человека был ограничен рамками своего городка или общины, марки.

С переходом от натурального хозяйства к товарно-денежному мировосприятие человека меняется. С полным правом мы можем говорить о формировании нового типа человека. Безличный коллективист-общинник становится индивидуальной личностью.

Наступившая эпоха Возрождения приносит замечательные открытия и изобретения, выдающиеся произведения искусства. Этот период культурного развития начался в Италии в XIII-XIV веках, а в XV-XVI вв. распространился на другие страны Европы.

* * *
Вместе с тем, в эпоху Возрождения происходят изменения во взглядах на человека, и особенно на взаимоотношение полов. Женщина все более рассматривается как средство украшения жизни мужчины.

Если Средневековье рассматривало тело лишь как вместилище бессмертной души, само по себе тело было презренной плотью, то эпоха Возрождения плоть реабилитирует. Для Возрождения становится характерным чувственное отношение к женщине. Рыцарская поэзия с возвышенным культом Прекрасной Дамы уступает место культу «бесстыдной» земной красоты. Даже образ Девы Марии, этот священный и возвышенный идеал, для художников становится поводом воплотить свои представления о телесной красоте, скопированные с античных образцов.

Культ человеческого тела получает неимоверное распространение. Вследствие этого меняется и отношение к наготе. Ее перестают стыдиться. Входит в моду обычай встречать короля или императора, вступающего в город, кортежем, «украшенным» обнаженными красавицами. Мужчины и женщины спят без одежд в одном помещении – так они показывают, что не стыдятся своих тел... Новые взгляды отражаются в одежде: мужской костюм того времени подчеркивает мускулатуру и широту плеч, а женская одежда максимально обнажает грудь. Как сказал один историк, тело и чувства становятся в центр внимания эпохи, составляют ее главное идейное содержание.

Это неизбежно отражается на нравах общества. Стало считаться неприличным, если знатному гостью не будет послана на ночь красивая служанка, а то и дочь хозяина. Добрачное сожительство по-прежнему осуждается, но, тем не менее, становится распространенным явлением. Среди молодых крестьян и бюргеров входит в привычку обычай «пробных ночей». В деревне нравы не менее свободны, чем в городе, процент внебрачных рождений там даже выше. Литература того времени отмечает повсеместное применение абортов, их уже не считают большим преступлением.

Массовым явлением становится адюльтер. В литературе восхваляется изощренная неверность, мужья-рогоносцы выставляются на посмеяние. Сами мужчины нередко становятся сводниками своих жен и дочерей, извлекая из их красоты материальные и карьерные выгоды. О грехе прелюбодеянии и наказании за него нет и речи. «Ныне прелюбодеяние стало таким общим явлением, что ни закон, ни правосудие уже не имеют права его карать», – писал поэт Петрарка. При дворах именитых особ процветают любовники и куртизанки. В аристократических кругах входят в моду античный гомосексуализм и садомазохизм. От аристократов не отстает и простонародье. Особой разнузданностью отличались ландскнехты, выходцы из люмпенских слоев. Во время войн они безжалостно грабили население, насиловали женщин.

Как видим, эпоха Возрождения с ее культом земной красоты и воспеванием человеческого тела становится причиной падения нравов. Страны, наиболее затронутые Возрождением, погрязают в разгуле и разврате.

* * *
Восхваление плотской красоты и упоение чувственностью, свойственное эпохе Возрождения, пошло на убыль, когда испанские моряки занесли из Америки грозную болезнь, передающуюся половым путем, – сифилис. По Европе пронеслась эпидемия, унесшая бессчетное число жизней. Это привело в ужас европейское общество. В XVI веке публичные дома и общественные бани, столь популярные прежде, терпят убытки, и многие из них закрываются.

Страх перед болезнью, которая справедливо рассматривалась как наказание Божие греховному обществу, в немалой степени способствовал и распространению Реформации, призвавшей к очищению Церкви и общества. Новый человек, порожденный Реформацией, нес твердые нравственные принципы, основанные на Слове Божием.

Пришлось в какой-то мере подтянуться и Католической Церкви. Созванный с целью противодействия Реформации Тридентский собор* был вынужден осудить явные безобразия, происходящие в Католической Церкви, отменил продажу индульгенций. В результате этого католичеству удалось сохранить свои позиции в романских и некоторых других странах.

-------
* Ради курьеза отметим, что в надежде на заработок в Тридент пришло 700 проституток.
Дата/Время: 15/03/03 09:18 | Email: calvin@tvcom.ru
Автор : ЦИК

сообщение #030315091815

Воспитание народа

Религиозно – публицистический журнал
№1 за 2003г.

Михаил Малахов

РАССУЖДЕНИЯ О БОЛЕЗНЯХ В СВЕТЕ ХРИСТИАНСКОГО УЧЕНИЯ




Сегодня все больше людей стало ходить в храмы. Рост религиозности не может не радовать. Но давайте спросим, для чего люди ходят в храмы? С какими намерениями они приходят туда? Приобщиться к народу Божиему в прославлении Бога? Для духовного роста? К сожалению, многие посещают храмы только с намерением получить определенные блага. Например, человек идет в надежде укрепить телесное здоровье. Если язычники используют для этой цели различные амулеты, камни, статуи своих божков, то наши соотечественники, которых принято называть традиционными верующими, обращаются к иконам, «святой» воде, мощам (фрагментам скелета) так называемых святых. Все это в полной мере они находят в храмах.

Однако всякое ли посещение храма мы можем считать актом веры? И всякое ли обращение к небесам есть обращение ко Христу? Вспомним, что Писание говорит об иудейских заклинателях, упоминавших в своих молитвах Господа Иисуса: «Даже некоторые из скитающихся Иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя Господа Иисуса, говоря: заклинаем вас Иисусом, Которого Павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов Иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: Иисуса знаю, и Павел мне известен, а вы кто? И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они, нагие и избитые, выбежали из того дома» (Деян.19:13-16).

Возможно ли телесное исцеление без духовного? Библия нас учит, что такое невозможно. Если человек не имеет истинной веры, то он не только не получит исцеления, но может, напротив, подвергнуться серьезной опасности.

Как-то раз я, врач «Скорой помощи», получил вызов в православный храм, где стало плохо пожилой женщине. Сняв электрокардиограмму, выявил у больной острый инфаркт миокарда. Выяснилось, что сильные боли в сердце у нее возникли сразу после того, как она причастилась. Рядом с этой женщиной находилась ее сестра. Из разговора с ней узнал, что больная верила в Бога «умеренно», под чем подразумевалось то, что она ходила в храм раз в год. Похоже, мера этих людей невелика – вмещает лишь одно посещение храма в год.

Больная готовилась к операции по поводу катаракты. Прошла в поликлинике всех врачей, сдала анализы. И еще решила причаститься – для укрепления своего здоровья и для успешного прохождения операции. Думала ли эта женщина, подходя к Святому Причастию о крестных муках нашего Господа? о Его пречистой Крови, пролитой за нее? Конечно, нет. Принятие Святых Даров входило у нее в программу подготовки к операции – вместе с медосмотром и сдачей анализов.

Из Писания мы знаем, что все болезни посылаются нам Господом в наказание и назидание. В таком случае позволительно спросить: разве инфаркт не связан с назиданием? Ведь Таинство – не процедура в поликлинике?

К сожалению, византийские иереи плохо учат свою паству тому, что написано в Писании. Вспомним слова апостола Павла относительно Святого Причастия: «… кто есть и пьет недостойно, тот есть и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны, и не мало умирает» (1Кор.11:29-30). Если бы эта женщина была наставлена в понимании Святого Причастия, вряд ли бы у нее возникли подобные потребительские мысли.

В присланной мне друзьями газете «Тверской собор» от 03.11.02. прочитал статью православного священника «Когда болеют дети». Приведем из нее любопытные выдержки: «Святую просфору, из которой вынуты частицы, потом приносят домой и едят натощак каждый день со святой водой».

Вот вам рецепт выздоровления: ешьте натощак просфору. Не кажется ли вам, что христианство при таком подходе перестает отличаться от магии? Почти не отличается. Служитель ничего не говорит об исправлении своей жизни, о любви к Богу и ближнему, о сердечной молитве нашему Господу. Вместо этого он учит делать так (читаем мы далее): «Можно заказать молебен о здравии болящего младенца – скажем, святому, имя которому он носит». Почему-то обратиться к Спасителю не приходит в голову, но сейчас речь не об этом. Обратите внимание, на что намекает служитель: закажите у нас молебен, и мы вам за определенную плату все сделаем по «всей форме». Закажите молебен, купите иконы, свечи, частицы мощей, и прочее, прочее… Церковь превращается в фирму по продаже религиозных услуг населению. Не в подобном ли отношении к вере Христовой со стороны иереев и кроется невежества народа, идущего причаститься только по случаю? Люди хотят жить своей грешной жизнью, и лишь иногда вспоминают о Боге. Но даже на пути к Богу они встречают не Слово Божие, а прейскурант.

Как все это далеко от библейского христианства! Неужели эти люди не понимают, что всякий, кто не идет за Христом, кто не считает Его единственным источником всех благ, не может рассчитывать на милость Божию?

Что у нас делается? Нечестивец совершают множество преступлений, а на свою иномарку навешивает икону. Чтоб предохраняла в пути. Заболевает он – платит дорогим врачам, а заодно и иереям, чтобы помолились за его бесценное здоровье. Иереи освящают подобным нечестивцам машины, коттеджи и даже, говорят, животных, получая за это мзду от барских щедрот.

* * *
Так что же делать христианину, если он заболел? Во всем положиться на Бога. Господь Бог для нас есть не только Царь и Судия, но и любящий Отец. Все, что Он делает для нас, делает нам во благо. Пусть наши болезни способствуют нашему духовному росту, смирению, размышлению о наших грехах. Вспомним, что болезнь и другие несчастья были посланы Иову, дабы укрепить его дух. Апостол Павел пишет: «Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2Кор.4:16-17).

И апостол Иаков пишет о том же (1:2-4): «С великой радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка».

И пусть посещение врачей будет дополнением к молитве и покаянию, но не наоборот. Да и, как видим, не получается наоборот.
Дата/Время: 15/03/03 09:12 | Email: calvin@tvcom.ru
Автор : ЦИК

сообщение #030315091205

Воспитание народа

Религиозно – публицистический журнал
№1 за 2003г.

Геннадий Травников

О ПОЛЬЗЕ СОДЕРЖАНИЯ ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ

(заметки)



От начала в человеческом жилище или рядом с ним обитали созданные Богом представители животного мира. Выгоду от совместного проживания получали не только животные, но и содержащие их люди. Более того, жизнь человека нередко напрямую зависела от имеющихся у него животных.

Писание многократно упоминает бессловесных скотов, указывает на их связь с людьми в жизни и завете Божием. Слово Божие запрещает работать в субботу не только людям, но и животным. Хотя вряд ли домашний скот понимает установление о субботе Господней. Вот что мы читаем в Слове: «А день седьмый – суббота Господу, Богу твоему. Не делай в оный никакого дела, ни ты […], ни вол твой, ни осел твой, ни всякий скот твой» (Вт.5:14). И еще: «Человеков и скотов хранишь Ты, Господи» (Пс.35:7); «Праведный печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко» (Пр.12:10).

Многократное упоминание животных в пророческих видениях Даниила, Иезекииля и Иоанна исполнено глубочайшего смысла. И не случайно пророки и Сам Христос, чтобы донести до слушателей определенные идеи, использовали сравнения, основанные на опыте общения человека с животными: «Не будьте, как конь, как лошак несмысленный» (Пс.31:9); «Все они немые псы» (Ис.56:10); И даже Себя Господь (устами Моисея) сравнивает с орлом (Вт.32:11).

* * *
Издавна баснописцы сравнивали людей с животными, да и как их не сравнить, если характерами и поведением люди весьма похожи на своих «четвероногих друзей». Сравнение с орлом или львом приподнимает человека на значительную высоту, и, напротив, сравнение со свиньей, псом, котом, скунсом указывает, по мнению говорящего, на глубину падения человека. Конечно, всякий из нас считает себя выше любого скота, мнит себя господином всей земли. Но если человек – царь природы, то почему же этот царь так часто опускается ниже самых низких (в его понимании) животных? Скажу откровенно, когда я слышу из уст моих современников сравнения человека со зверем, мне становится обидно за зверей.

Например, говорят, что свинья любит грязь. На самом деле свинья грязи не выносит. Она находится в грязи только потому, что нерадивый хозяин так содержит ее в хлеву. Дикий кабан в лесу часто выглядит опрятнее и приличнее охотника. Да и трезвее. Писание говорит, что пес возвращается на свою блевотину. Да, это так. Но возьмите такие показатели, как искренность и преданность. По этой части он всегда превосходит своих хозяев. Да, кот блудлив, но, судя по своим ближним, мы знаем, что и дюжине котов не угнаться за иными представителями рода человеческого. Дурно пахнущего человека называют скунсом, но ведь скунс вполне чистоплотен, резкий запах – это его оружие, которым он пользуется лишь в минуту опасности, чего не скажешь об иных людях.

Кому мало приведенных примеров, пусть ответит на вопрос, кого он впустит в дом с меньшим опасением: бродячую собаку или бродячего человека? Но достаточно говорить об очевидном, защищая не ведающих греха от тех, кого грех низверг ниже всяческих пределов. Давайте поразмыслим, есть ли нам еще польза от домашних животных, кроме непосредственно материальной?

Христос не оставил нас в неведении относительно добродетелей, которые Он хотел бы видеть в Своих учениках. Вот Он, указывая на детей, говорит, что «таковых есть Царствие Божие» (Мк.10:14). Что имел в виду Христос? Думается, Он указывал на их непосредственность и искренность. Детская вера искреннее веры взрослого человека, отягощенного греховным жизненным опытом. Поэтому Христос и ставит в пример веру детей. Дети, так же как и животные, не умеют притворяться. Лицемерие свойственно взрослым.

Повсеместно признана польза в деле воспитания детей от их общения с животными. Отношение ребенка, скажем, к кошке отражается на его отношении к окружающим людям, и в первую очередь к родителям или воспитателям.

Наблюдая животных в доме, можно устыдиться того, что не наделенные интеллектом твари Божии порой являют нам такие качества, которых нам вряд ли достичь и к нашей кончине. Обратите внимание на терпение кошки, караулящей мышь, на ее заботу о своем потомстве, на уравновешенный характер, благодарность к хозяину – и устыдитесь самих себя. Зверь, которого и в грош не ставят, являет собой по природе славу Божию, утерянную грешными людьми.

Тут читатель мне может сказать, что я слишком превозношу животных и заодно напомнить, что, например, собака – животное нечистое, что она оскверняет своим присутствием жилище и находящихся в нем людей. Спорить не стану. Но в связи с этим мне вспоминается один случай, произошедший со мной в селе С. Тверской области. Прогуливаясь со своей собакой возле православного храма, я зашел во внутренний дворик через калитку, отнюдь не запертую (хотя из опасения проникновения уличных собак они обычно на запоре). Возможно, калитка была не заперта потому, что на территории храма не было могил. Беззаботно прогуливаясь вокруг здания и с интересом осматривая это выдающееся во всех отношениях творение зодчества, я уже подходил обратно к выходу, как высокая железная дверь храма отворилась и на пороге появилась женщина в темной одежде. Увидев меня и мою несчастную собаку, она выразила свое неудовольствие таким свирепым возгласом, что мой трусливый эрдельтерьер, как, впрочем, и его робкий хозяин, бегом поспешили ретироваться. О, какой это был шум и какие это были слова нам вдогонку! Потом мы, то есть я и собака, долго размышляли, за что нас так облаяли? Ведь можно было бы выразить неудовольствие как-нибудь иначе? Я, разумеется, не обобщаю и не делаю никаких конфессиональных выводов, я только хочу сказать, сколь часто приходится встречать людей подобного свирепого нрава. Поневоле задумаешься, не оскверняет ли такой человек своим присутствием любое жилище, в котором он находится по долгу службы или по праву проживания?

Наш Господь Иисус Христос, говоря об осквернении человека, не упомянул внешних причин, но обратил внимание слушающих на то, что исходит изнутри человека, подразумевая, что испорченное грехом сердце человеческое оскверняет само себя и все окружающее.

* * *
Господь дал собаке много известных добрых свойств, но не всякий знает, что ее по праву можно назвать зеркалом, в котором виден воспитывающий ее человек. Многое о нем говорит уже сам выбор породы. Выбирает человек крупную и злобную собаку, и мы можем сделать грустный вывод: у этого человека есть проблемы во взаимоотношениях с людьми. Еще больше нам скажет о хозяине воспитание собаки. Беспорядочное поведение взрослой собаки указывает на беспорядочность ее владельца.

Мне могут сказать, что я безмерно восхваляю животных, забывая о том, что есть и отрицательные моменты во взаимоотношениях между ними и людьми. Это прежде всего безмерная любовь к животным со стороны хозяев, вознесение своего любимца, обычно кошки или собаки, до положения равного человеку, а то и выше человека. В некоторых домах кошки и собаки спят со своим хозяином на постели под одним одеялом, едят со стола из миски, а то и из одной миски. По мысли хозяина (а чаще не в меру любящей хозяйки) – их питомцы умнее и лучше всех людей на свете. Нередко безудержная любовь к животным компенсирует ненависть хозяина к людям. Сердцу надо кого-то любить, и оно любит – кошечку или собачку, вот только с любовью к ближнему своему дело обстоит неважно.

Один достойный человек сказал: «Кто любит Творца, тот любит и творение». От себя, недостойного, добавлю: «Хорошо бы, чтобы любил не больше Творца». Да, пусть любовь к животным знает меру, и все же… если выбросить из своего сердца совершенно эту любовь, говорить себе и другим, что я люблю только людей, мне кажется, из нашего сердца уйдет что-то очень важное. Да и может ли человек, не любящий животных, по настоящему любить людей? Лично я сомневаюсь.
Дата/Время: 15/03/03 08:50 | Email: calvin@tvcom.ru
Автор : ЦИК

сообщение #030315085051

Воспитание народа

Религиозно – публицистический журнал
№1 за 2003г.

Андрей Семанов

ПУТЕШЕСТВИЕ ПИЛИГРИМА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Пушкин и Буньян: взгляд из постсоветской России
Окончание



Этот мир мучительного ожидания разрушающих жизнь тектонических сдвигов был хорошо знаком людям Библии. И присущее именно протестантизму религиозное ощущение хрупкости, негарантированности бытия - не оно ли создало открытое общество, отвергающее рационально-человеческую заданность и предсказуемость жизни1? Только осознание правосудия Божия смогло сформировать социум, обращающийся к человеку как к разумной и нравственно-ответственной личности, и только такой уклад жизни создал западное общество с реальной личной свободой.
Для каждого человека, сколько-нибудь понимающего логику библейских смыслов, очевидно, что вступительный сюжет Буньяна совмещает в себе темпоральность по крайней мере двух ветхозаветных повествований - Исхода из Египта и истории пророка Ионы, посланного возвестить о покаянии обреченной Ниневии2. Тот же мотив бегства в пустыню из города, обреченного гибели, занимает одно из важнейших мест в Апокалипсисе (Откр.,12.6;18.4-5). Пушкинский образ, напрямую отсутствующий у Буньяна, но при этом вполне укладывающийся в мироощущение пуританской Англии, - это образ бегства (Как раб, замысливший отчаянный побег...)3. Метафора Исхода весьма характерна для пуританизма, сторонники которого считали себя “ныне исшедшими из Египта”, уподобляли Кромвеля Моисею, а кальвинистскую Церковь в Англии воспринимали как новый избранный народ, завершение длинной цепи заветов, восходящей к Аврааму и Синаю4. Впрочем, и древняя Церковь вместе с Израилем всегда, в каждом поколении ощущала себя “вышедшей из Египта” мiра сего, воспринимая себя как оазис спасения в пустыне, которая могла, в свою очередь, мыслиться не столько как место, куда бежал народ Божий от нечестивых, сколько как тот же безбожный, нераскаянный мiр, что и Египет...
Сам Буньян по сути поднял эти библейские образы, “носившиеся в воздухе” в накаленной атмосфере религиозного хаоса, до уровня огромных религиозно-этических и художественных обобщений, ставших целой эпохой в развитии христианской культуры. Исход, бегство от рабства греху, как мы видим - мотив, не только органичный для евреев и пуритан, но и получивший через Пушкина права гражданства в русской поэзии5. То, что страх Божий предполагает изгнанничество и ощущение себя лишним на этой земле - столь же несомненно, как и опыт тех, “которых весь мир не был достоин и которые скитались по пустыням и горам, по пустыням и ущельям земли (Евр.,11.38). Вообще говоря, это одна из основ христианства как такового, особенно остро ощущавшаяся в ветхозаветных мотивах пуританизма. Отвергать ее - значит отвергать не Ветхий Завет, но именно Евангелие, и всякая психология, не допускающая, что “все желающие жить благочестиво во Христе... будут гонимы” (2 Тим.,3.12), не имеет права называться христианской - это не более чем государственный прагматизм (в то время как Церковь работает в первую очередь, если не исключительно, с каждой конкретной человеческой душой, а не с государствами и народами).
Поэту был несомненно внятен и пафос “святого усердия”, настойчивости человека в противостоянии злу и греху; он завершает текст евангельским образом “тесных врат” (Мтф.,7.13-14), ключевым и для православной, и для протестантской аскетики6.

Кто поносил меня, кто на смех поднимал,
Кто силой воротить соседям предлагал,
Иные уж за мой гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть - оставя те места -
Спасенья верный путь и тесные врата.

Таково религиозное единство между оригиналом и его пушкинским переложением; но чтобы понять различия между ними, мы должны всмотреться как в некоторые мотивы самого Буньяна, так и в тончайшую стилистическо-композиционных приемах обработки их у Пушкина. Исследователи уже не раз отмечали два момента, посредством которых Пушкин придает своему сюжету смысловую законченность, не зависящую от контекста источника.
Первое - это то, что Пушкин отбрасывает характерно-пуританскую идиоматическую конструкцию “дикая пустыня этого мира” (Wilderness of this World), заменяя ее просто на “долину дикую”7. Для Буньяна странствование по пустыне - это не только закономерный этап духовного пути верующего, но и символ превратности судьбы погибших: “Некоторые из тех, кто вел себя так, как будто имея целый мир пред собою, через несколько дней умерли, как те, кто странствовал в пустыне и никогда не увидели земли обетованной”8. Этого ключевого для Буньяна (и вообще кальвинизма) этического пафоса самоиспытания человека на избранность ко спасению у Пушкина нет.
Второй момент - снятие важнейшего для Буньяна мотива сна. Важнейшего - потому, что центральным понятием всей кальвинистской традиции является противоположное “сну” пробуждение (Revival). Восстание - силой Божией и только ею - человека от греховного сна, единственная возможность прийти к Свету Христову: “Встань, спящий, и воскресни” (Еф.,5.14). Своей всемогущей волей Бог извлекает человека из погибшего состояния, выход из которого по своей воле невозможен, к новой жизни во Христе и ради Него. Помимо этой благодати никто не в состоянии ни ощутить весь ужас своего положения, ни молить о помощи: “Человек мертв в грехах и непослушании, пока он не оживлен и не возрожден Духом Святым”9.
У Пушкина “пробуждение” происходит несколько иначе, чем у Буньяна. Повествование начинает идти не от третьего, а от первого лица: герой (Христианин) не встречает во сне странника (у Буньяна - Евангелиста), убеждающего его бежать от Разрушения, а убеждается в грядущей катастрофе наяву, хотя и в помраченном от страданий сознании; наяву же он встречает и “юношу, читающего книгу” (того же Евангелиста), открывающего надежду... При этом - что важнее всего - “тяжкие душевные переживания Странника оказываются не навеянными извне, а предстают как процесс его собственного духовного сознания, заставляющий его отьединиться от людей”10.
Таким образом, у Пушкина возникает существенно иное ценностно-смысловое пространство и другая структура внутреннего опыта, чем у Буньяна. Фундаментальный для кальвинизма мотив благодатного возрождения человека и полной зависимости его от Бога, при котором дар Божий предшествует человеческой вере (а не вызывается ею) сменяется на иной, при котором благодати, действующей извне, отводится меньшее место по сравнению с человеческой свободой. И хотя при этом появляется другой, тоже библейский, но отсутствующий у оригинала мотив чудесного прозрения (Я оком стал глядеть болезненно-отверстым / Как от бельма врачом избавленный слепец ) - все же нельзя не видеть определенного смещения акцентов в сторону традиционного восприятия христианской жизни, подчеркивающего значение свободной воли и личных усилий человека в обращении, что принципиально отвергается кальвинизмом11. И центральное для книги Буньяна переживание спасения как оправдания перед Богом сменяется более характерной для православия метафорой исцеления; пуританское переживание Божия суда не доходит до конца, сменяясь библейскими смыслами, органичными для иной культуры.
И вот здесь нам надо отметить неутешительную истину: духовный опыт, испытанный Буньяном, оказывается в значительной мере герметичен для мира русской культуры. Отечественная религиозная мысль начиная с А.С.Хомякова постоянно твердит о том, что “судебное” понимание христианства чуждо православию. Конечно, фактически это не так - вспомним хотя бы “Аскетические опыты” св. Игнатия Брянчанинова или трагедокомедию Феофана Прокоповича “Владимир”. Но все же акцент на страх Божий, рождающий покаяние, и на чувство вины пред Богом вовсе не типичен в отечественной светской и даже религиозно-философской литературе. Только этим можно объяснить такие легковесные рассуждения, как у С.Н.Булгакова (будто поэт вовсе “не знал страха”12).
Если же мы отметим еще и то, что у Пушкина нет изобилующих в оригинале прямых или косвенных ссылок на Писание, а также отсутствуют имена странника и юноши (Христианин и Евангелист) - то будет нельзя отделаться от некоего общего ощущения. Легко и свободно ощущая национальный колорит “Путешествия” и многие особенности пуританского восприятия веры, Пушкин вольно или невольно искажает чисто религиозный смысл этого восприятия. Способность поэта к органичному “перевоплощению в чужую национальность”, с такой остротой подмеченная Достоевским, фактически означает лишь то, что он остается на некотором уровне неглубины, не улавливая в этой национальной психологии всего ее собственно духовного содержания.
Было бы наивно и пошло упрекать Пушкина в этом непонимании - воспроизвести благодатное обращение человека, во многом вообще превосходящее возможности слова и разума, средствами поэтической речи невозможно, эта задача подобна извлечению корня из бесконечности. Просто такая несовместимость очень характерна для всей религиозно-культурной ситуации, при которой смыслы одной христианской культуры интерпретируются через другую, во многом противоположную по внутреннему опыту. Не исключено, что мы имеем здесь дело с границами возможностей художественной интуиции вообще, и за ними слово уже должно стать молчанием... Так или иначе, если пуританское ощущение страха и экзистенциальной тревоги, дух протеста против мирской обыденности или изгнанничество верующего оказались внятны поэту, то другой центральный для кальвинизма опыт несвободы человека остался для него в значительной мере закрытым.
Это впечатление усилится, если обратить внимание еще на одну интерпретацию, смысл которой, кажется, неясен в России и сегодня. Д.Д.Благой сближает образ Города Разрушения с апокалиптической картиной петербургского наводнения в написанном почти одновременно “Медном всаднике”13. Но разделить эту точку зрения по ряду причин нельзя. Тонкое, но тем не менее важное различие между пушкинским переложением и оригиналом, как нам представляется, в том, что Город Разрушения, как и весь мир (ср. 2 Пет.,3.7) должен пасть не от воды, но от огня с небес (fire from heaven), а город, из которого бежит пушкинский странник, “пламени и ветрам обречен”. Конечно, Пушкину были хорошо памятны ужасающие последствия петербургского наводнения 1824 года, представшие у него - как об этом достаточно убедительно писали П.М.Бицилли14 и Г.П.Федотов - своеобразным эсхатологическим пророчеством о гибели императорской России. Но в поэтике Буньяна, как и в библейской символике, наводнение не служит образом апокалиптических бедствий, ибо обреченный на разрушение мир будет разрушен не потопом, а огнем. В предсмертной книге писателя “Вода Жизни” (1688) нашествие водной стихии воспринимается в оптике постмилленаризма, как сила Божия, погубляющая сильных и самодовольных врагов Божиих, но спасительная для верующих. Для него “милость Божия сравнима с водою”, которая “стремится к низким местам и заполняет их - долины и места, лежащие в низинах /.../ Те, кто пьют вино чашами, не приходят к этой реке напиться”15.
Психология пилигрима, с таким мастерством обрисованная Пушкиным, в его эпоху оказалась уделом маргиналов русского общества. Исторически несомненно, что процесс религиозного разделения, надломивший Россию изнутри, оказался во многом аналогичен английскому16. Парадоксально, но факт: исповедуя тотальную порабощенность человека греху, и пуританизм, и русское религиозное разномыслие отстаивали ценность религиозной свободы. Когда русская цивилизация вступала на антихристианский путь утверждения государства как самоценности, ее крах оказывался неизбежен. Но крах Империи (думается, что и для Пушкина это так) - это далеко еще не крах Церкви, и в “Страннике” мы видим явно не пафос “Медного всадника”, а что-то другое. Мы далеки здесь от мысли проводить прямые аналогии с революционным мистицизмом Буньяна, подобно многим современникам воспринявшего потрясения своего времени как начало “правления святых”17. Ибо надежды русских диссидентов XIX в. на милленаристскую революцию сменились в итоге небывалой по жестокости богоборческой тиранией, а зрелый Пушкин (здесь надо согласиться с русскими философами - Федотовым, Бицилли, Франком) был убежденным противником любого рода мистического анархизма. И все же, думается, мы не погрешим против истины, если скажем, что предчувствие апокалиптического характера грядущей дехристианизации России, выраженное в “Страннике”, порой посещало поэта.
Как это почти общепризнанно,“Странник” - одно из знаковых творений позднего Пушкина на пути его христианского прозрения; еще в 1899 г. епископ Антоний (Храповицкий) назвал его (наряду с “Отцами пустынниками”) среди свидетельств о покаянном перевороте в сознании поэта последних лет жизни18. Пережил ли поэт к моменту написания “Странника” нечто подобное тому, о чем он писал - мы судить не беремся, это тайна его души перед Богом, Которому единственно открыты сердца людей. По крайней мере, мы вовсе не склонны преувеличивать значимость для Пушкина религиозных чувств, возникших при чтении Буньяна. Для него, в том числе и в зрелые годы, конечно, органичнее своеобразный суперэкуменизм, в котором свободно уживаются элементы внутреннего опыта всех христианских традиций и фрагменты языческой античности. Как небезосновательно писал об этом В.Вересаев, “в том, верхнем плане все чувства, все переживания одинаково светозарны и одинаково приемлемы для души. Повторять ли умиленно с отцами-пустынниками и женами непорочными православную молитву Ефрема Сирина, метаться ли с протестантским “Странником” в неизбывном ужасе перед своей греховностью, созерцать ли с Данте в католическом аду муки грешников, увенчиваться ли розами на эллинском пиру вместе с Ксенофаном, какая разница?”19. Одинаково несправедливо стилизовать поэта и под жизнерадостного язычника, и под смиренного христианина (как это отметил С.Л.Франк о полемике Леонтьева и Достоевского20). И все же наличие в пушкинском творчестве 1830-х гг. сдвига в сторону религиозно-осмысленного и вместе с тем просветленного восприятия реальности настолько явственно, что его, как нам кажется, нельзя отнести только на счет влияния православия. Свою роль в этом сыграл и Буньян. Смог ли поэт пройти сквозь Тесные врата, повторяю, не известно, на его спасение мы можем лишь надеяться - очевидно лишь то, что ему было дано очень многое, а “кому дано много, с того много взыщется” (Лк.,12.48).

1См.: Поппер К. Нищета историцизма. М.,1992
2 О месте Книги Ионы в пуританской традиции см.: Foster S. The Long Argument. English Puritanism and the Shaping of the New England Culture 1570-1700. Chapel Hill, 1991. P.97-98 f.
3 См.:Хилл К. Библия в Английской революции XVII в. М.,1998. С.133-134, 146-162, 465; Wiliams G.H. Wilderness and Paradise in Christian Thought. N.Y.,1962
4 Там же. С. 297-299. См. также: Lake J. Anglicans and Puritans. Oxford,1988. P.31-34. Особенно характерен этот взгляд для Джона Нокса (см., напр.: Knox J. Works, v.1. Edinburgh,1846. P.273-274). О концепции продолжающегося Завета см.: Робертсон О. Христос двух Заветов. Одесса,2001
5Другую интерпретацию мотива Исхода у Пушкина (“К морю”, 1824) см. у Г.И.Беневича (Альманах ВРФШ, № 4)
6 Ср.: “Кроме желания получить спасение, в людях должно быть еще честное решение настолько преуспевать в этом добром намерении, насколько позволяют силы... Те, кто усилием входят в Царство Божие, имеют в своем сердце желание делать все, что для этого требуется, и оно заложено в силе их действий и в постоянстве. У них есть не только искренность, но и твердость в решении... их сердце имеет постоянную склонность к тому, чтобы, если только возможно, приобрести Царство Божие” (Edwards J. Works, v.1 L.,1840. P.655)
7 О символике пустыни в пуританской литературе см.: Miller P. Errand to the Wilderness. N.Y.,1962. В эпосе Мильтона “потерянный рай” отрезан “неизмеримой пустыней” (IV. 135,7)
8 Цит. по: Хилл К. Ук. соч. С.161
9 Баптистское Исповедание веры 1689 г. 10.7
10 Благой Д.Д. Ук. соч. С. 329. Странная ошибка исследователя - в утверждении, что евангельский мотив “тесных врат” отсутствует у Беньяна; на самом деле он, конечно, есть (Путешествие... С.38)
11 См.: Николз Ч. Узкий путь. Минск,1999
12Булгаков С.Н. Жребий Пушкина // Пушкин в русской философской критике. С.275. Ср. у И.А.Ильина: Пушкин “жил в некой изумительной уверенности, что грань смерти не страшна” (Ильин И.А. Пророческое призвание Пушкина // Там же. С.349)
13Благой Д.Д. Ук. соч. С.341
14 Бицилли П.М. Трагедия русской культуры. Париж; М.,2000. С.436-437
15 Цит. по: Хилл К. Ук. соч. С.141
16 Ряд правомерных аналогий между пуританизмом и русским староверием провел П.Н.Милюков в III томе “Очерков истории русской культуры” (М.,1994). Cм. также, напр.: Gershenkron A. Europe in Russian Mirror. Cambridge, 1970
17 См.: Dow F.D. Radicalism in the English Revolution 1640-1660. N.Y.,1985. P.62 f.; Owens W.R. “Antichrist must be pulled down”: Bunyan and the Millenium \\ John Bunyan and His England. Ed. A.Lourence. L.,1990
18 “Только ложное воспитание, ложная жизнь могли ввести в служение страстям эту чистую душу, созданную не для них... но для чистой добродетели” (Антоний (Храповицкий), еп. Слово пред панихидой о Пушкине // А.С.Пушкин: pro et contra. Т.1. С.330)
19 Вересаев В.В. Загадочный Пушкин. М.,1996. С.292-293
20 Франк С.Л. Религиозность Пушкина // Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб.,1996. С.221

------------------------------------------------------
ЦИТАТА НА ПРЕДПОСЛЕДНЮЮ СТРАНИЦУ:
«Все успехи Запада, в сущности, были успехи нравственные. Искали истину и нашли благосостояние».
«Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания».
П. Чаадаев

---------------------------------------

НОВИНКИ ИЗДАТЕЛЬСТВА



Сборник статей А. Семанова

«Это было в Антверпене...»


Издание и распространение данного сборника является благотворительной акцией христиан-кальвинистов Твери и Омска в поддержку молодого ученого Андрея Михайловича Семанова. Следуя традициям христианской солидарности мы считаем необходимым поддержать брата в трудное для него время.

Андрей Семанов написал эти тексты, находясь в самой настоящей нужде…
Тем не менее, он выставил эти интересные и захватывающие тексты на всеобщее обозрение в Интернете, радуясь возможности поделиться своими открытиями с читателем. Думается, эта книга весьма полезна для российских библейских христиан. Сборник состоит из коротких рассказов, описывающих малоизвестные, но яркие и необычные страницы христианской истории. Тексты читаются просто и увлекательно. Взволнованная интонация автора нисколько не мешает вдумчивому и внимательному раскрытию темы.

Каждый купивший эту книгу поможет не только Андрею Семанову, но и развитию российского протестантизма в области исторической публицистики.

Все средства направляются автору. По поводу приобретения сборника просьба обращаться в издательство по адресу:
Константин Юрьевич Михеев reformation@mail.ru



Страницы : 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15